Шатун. Шаг в неизвестность

– Хорошо прошло, – задумчиво вздохнул полковник. – Оказалось, князь специально не стал убивать того дурака. Подполковник сильно просил. Однако, должен признать, князь настоящий мастер. Всадил пулю из дуэльного пистолета именно туда, куда и обещал. К слову сказать, я князя на обед пригласил. Так что проследи там, на кухне, чтобы все правильно было и переоденься. Не замарашка, чай, какая. Вяземская, – с гордостью закончил полковник.

Едва сдержав восторженный визг, Катерина шагнула к отцу и, быстро чмокнув его в выбритую щеку, выскочила в коридор.

– Будь осторожна, дочка, – вздохнул полковник, глядя ей вслед. – Вижу, что запал он тебе в сердце.

Катерина же влетела на кухню, не чуя под собой ног. Быстро проверив, что именно готовится сегодня, она выскочила в коридор и помчалась к себе. Распахнув дверцы шкапа, девушка принялась перебирать платья, которые привезла с собой. Выбрав одно, скромное, но достаточно нарядное, Катерина быстро переоделась и, подойдя к зеркалу, принялась внимательно изучать свое отражение. Убедившись, что за время, прошедшее с того момента, как она проснулась утром, ничего не изменилось, Катерина тихо вздохнула и, оправив лиф платья, отправилась в столовую.

Князь появился ровно в назначенный час. Встретивший его слуга принял у гостя папаху и бурку и проводил его в столовую. Находившийся там полковник при виде его поднялся и, пожав руку, указал на стул рядом с собой.

– Присаживайтесь, Руслан Владимирович. Обед сейчас подадут. Не желаете ли по рюмочке, в качестве аперитиву?

– Я равнодушен к спиртному, Павел Лукич, – пожал парень плечами. – Видел, до чего иных вино доводит. И папашу моего в том числе.

– Что ж, тогда и я не буду, – легко согласился полковник. – Князь, дозвольте вопрос задать?

– Конечно, спрашивайте, – насторожился Шатун.

– Что вы испытываете к моей дочери? – вздохнув, словно нырять собрался, спросил Вяземский.

– Она мне очень нравится, – честно признался Руслан. – Но я помню, что вы, Павел Лукич, считаете меня возможным охотником за приданым. Так что, пока дела не поправлю, ни о чем и речи быть не может.

– Ох, ты… – едва сдержался полковник, смущенно потупившись.

Ответ этого молодого, украшенного шрамами мужчины заставил его вздрогнуть и крепко растеряться. Такой откровенности полковник не ожидал. Собравшись с мыслями, Вяземский окинул парня задумчивым взглядом и, качнув головой, негромко проворчал:

– Однако умеете вы по самую маковку в дерьмо макнуть.

– Господь с вами, Павел Лукич, – хмыкнул Руслан. – Правда, она и есть правда. Она редко сладкой бывает. Мы с вами, ваше высокопревосходительство, офицеры и словесные кружева нам плести ни к лицу. Что вы хотите знать, Павел Лукич? Спрашивайте, мне скрывать нечего.

– А ежели я о личном спрошу? – нашелся Вяземский.

– О чем не захочу говорить, скрою. Промолчу. Но лгать не стану, слово чести, – твердо ответил Шатун.

– Ладно. Посмотрим, – усмехнулся полковник и, расправив усы, спросил: – Вы про поправку дел серьезно говорите, или так, для красного словца?

– Правду. И уже занимаюсь этим. У князя Тарханова я вам чистую правду сказал. Имею и свое дело, и в доле с купцом первой гильдии состою.

– Выходит, желаешь фамильное гнездо тут устроить?

– Да. Нравятся мне эти места. Тепло, еда вкусная, народ душевный, – пожал Шатун плечами. – Да и землю под имение мне тут выдали. Так что да. Теперь это и будет моим родовым гнездом.

– Ну, может, оно и верно, – помолчав, протянул Вяземский. – А как с семьей будет?

– Да кто ж его знает. Отдадите за меня Катерину, значит, быть ей княгиней. А нет, буду другую искать.

– Что, вот так просто и отступишься? – вдруг возмутился полковник.

– Так ведь насильно мил не будешь, – развел Шатун руками. – Что толку ходить да кланяться, коль вы все одно откажете? Да, Катерина Павловна мне очень нравится, но унижаться и просить я никого не стану.

– Гордый, – удивленно проворчал полковник. – А ведь гордыня суть грех тяжкий. Не забыл?

– Гордыня и гордость вещи разные, – качнул Шатун головой. – Одно дело, ради гордыни глупой беду на себя навлечь, и совсем другое, когда врагу не кланяешься, с оружием в руках его встречая.

– Ишь, как повернул, – проворчал полковник, качая головой. – Но ведь Катюха моя девка своенравная, упрямая. Видел ведь, что ей не столько хозяйство, сколько охота да езда верховая интересны. Хотя начинает в ней что-то женское пробиваться. На детишек глядит, улыбается. Взрослеет вроде как.

– Это все не страшно, – отмахнулся Руслан. – Казачки вон, по станицам, и верхом умеют, и стрелять обучены, и ничего. Хозяйства свои ведут так, что иной раз залюбуешься.

– Помню, говорил ты про них, – кивнул полковник. – Но ведь одно дело казачка, и совсем другое – девица из семьи доброй. Ее ведь вожжами не поучишь.

– Это почему же? – сделал вид, что удивился, Руслан. – Баба, она, Павел Лукич, в любом сословии баба. И ежели добром не понимает, то можно и вожжами. Но прежде добром да словом.