Между тем Кузьма бесстрашно сунул руку в пасть жеребцу, заглянул в глаза, оттянув веки, ощупал уши и зачем-то ткнул кулаком в живот. Бес перенес все это с возмущенным пофыркиванием, но достаточно спокойно, даже не пытаясь укусить конюха.
– Добрая лошадь, – выдохнул казак, отступая в сторону. – Силен зверь. Ты его береги, княже. Таких коней здесь и не найти. Эх, кобылок бы ему в пару, можно было б и свой завод завести, – мечтательно закончил старик.
– Тебе битюгов мало? – не удержавшись, съехидничал Шатун.
– А-а, княже, – отмахнулся казак. – Кони, дело такое. Раз начнешь племя, а после уж и остановиться не можешь. Кони, они ж как дети. Ростишь их, кормишь, учишь.
– Ну, все, поехали, княже. А то этот старый конь тебя до смерти заговорит, – со смехом перебил его хорунжий. – Уймись, дядька. Сам сказал, что коня князю перековать надо.
– И правда, пора вам, – чуть смутившись, вздохнул старик.
– Мы с тобой, дядька, еще поговорим о заводе, – подумав, пообещал Шатун и толкнул Беса каблуками.
Тряхнув головой, жеребец двинулся размашистой рысью, а Шатун, вспомнив о совете казака, начал прислушиваться к его шагу. Неправильно забитый в копыто гвоздь мог причинять животному боль, и лошадь начинает хромать. Но Бес шел ровной, размашистой рысью, словно все было в порядке. Удивленно хмыкнув, Руслан оглянулся и, жестом подозвав к себе хорунжего, спросил:
– А что там за Ульян такой, и с чего он тебя слушать не станет?
– Кузнец старый, – вздохнул казак. – Они с Кузьмой погодки вроде. Ничего не скажу, умеет он коней ковать так, что иному и не представится. Но норов такой, что проще с камнем уговориться, чем с ним. А с годами только еще упрямее стал. Одно скажу, княже. Ежели через Кузьму Ульян станет наших коней ковать, мы горя знать не будем. Он ведь не только кузнец, а еще и коновал славный. На том они с Кузьмой и сошлись.
«Значит, надо будет с ним подружиться», – подумал Шатун, припомнив еще и разговор о конезаводе.
Очередной прием у городского головы оказался назначен очень вовремя. Руслану требовалось легально, своими глазами посмотреть на фигурантов текущего дела. Хоть он и не собирался ввязываться в подковерные интриги, но знать врага в лицо полезно. Попутно это была возможность перевести его отношения с Катериной на новый уровень. Пусть их уже не редко видели вместе, но пока не было официального объявления о помолвке, их встречи считались просто ухаживанием. Понимая, что спешка в этом времени в подобных делах недопустима, Шатун старательно делал все, чтобы выдержать приличия и между делом изменить мнение полковника Вяземского о своей фамилии. Что ни говори, а слава у папаши в столице сложилась весьма неприятная. Можно сказать, вонючая. Именно поэтому, называясь в обществе очередной семейной чете, приехавшей на лечение или отдых, Руслан сразу добавлял:
– Князь Ростовцев. Не кривитесь, господа, с папашей никогда не жил и дел не имел. Являюсь последним отпрыском данной фамилии.
После такого заявления у многих не оставалось слов, чтобы высказать хоть как-то свое отношение к данной фамилии. Наоборот, многие тут же начинали выяснять, откуда он взялся и почему о сыне старого князя никто ничего раньше не слышал. Так что, удовлетворив их любопытство, Шатун лишал возможности сплетничать на его счет. Офицер контрразведки, покрытый шрамами, да еще и в черкеске с кучей орденов на груди, которые можно было получить только в бою, заставляли их прикусывать языки.
К огромному сожалению Шатуна, подобные представления ему приходилось проводить регулярно. Это была еще одна причина, по которой он терпеть не мог всякие балы и приемы. Но время диктовало свои условия, и ему просто необходимо было бывать на подобных мероприятиях, иначе его тут же бы записали в изгои. По сути, Руслану было глубоко наплевать на это, но подобное положение начало бы мешать работе.
Как оказалось, граф Рязанов не ошибался, когда говорил, что среди знати и просто весьма состоятельных подданных империи предателей было гораздо больше, чем среди простых людей. Впрочем, это было понятно. Сословные различия не позволяли простецам занимать серьезные должности, а значит, для противника они были интересны только как исполнители, которых можно использовать даже втемную. Настоящие же предатели сидели гораздо выше.
Так что появление любого нового лица в городе требовало личного с ним контакта, который можно получить только на подобных сборищах.
В общем, в очередной раз, вздыхая и матерясь про себя похлеще пьяного сапожника, Руслан принялся готовиться к приему. Надевать белую, праздничную черкеску он в этот раз не планировал, решив обойтись черной. Не так нарядно, зато сразу понятно, кто перед тобой. На черном фоне и погоны и ордена становились гораздо заметнее. Черная же шелковая рубашка была куплена заранее. Так что из зеркала на парня смотрела мрачная, зловещая фигура, способная вызвать оторопь у любого не сильно крепкого нервами обывателя. В очередной раз выругавшись, Руслан спросил у денщика, подана ли коляска, и, надев папаху, вышел из комнаты.