Щекочу нервы. Дорого

И вдруг его как обухом по голове ударили! В дверь позвонили. У Юдина остановилось сердце, и мгновенно заледенела рука. Он поднялся на ноги, широко распахнутыми глазами уставился на приоткрытую дверь спальни и превратился в манекен. Кто это? Соседка? Или милиционер? Или группа захвата?

Он не знал, что делать. Перепуганное сердце стало биться в грудную клетку, словно требовало, чтобы его выпустили, ибо не желает оно сидеть внутри ненадежного человека, с которым происходит черт знает что.

Какое-то мучительное мгновение в квартире стояла гробовая тишина, и Юдин уже подумал, что звонок ему всего лишь причудился, что это так нехорошо шутит измученная нервная система, но в дверь позвонили снова, совершенно явственно, протяжно, настойчиво. Укусив кулак, Юдин на цыпочках вышел из спальни, прикрыл за собой дверь и беззвучно сел на стул в холле. Пусть звонят сколько угодно! Его нет дома. Он уехал. Улетел в Шарм-эль-Шейх. На две недели. Имеет же он право уехать куда ему хочется! Подписку о невыезде он не давал, никакими обязательствами ни с кем не связан.

Юдин провел бы в полной неподвижности, напоминающей анабиоз, неизвестно сколько времени, если бы не услышал, как кто-то вставляет ключ в замок. От этого звука у него встали волосы дыбом. Кто это? Может, полуночные воры ковыряются отмычкой? А может…

Ему страшно было подумать о ком-либо другом. Будь это воры, Юдин принял бы их хлебом и солью да помог бы вынести из квартиры громоздкий телевизор. Мучительно захотелось исчезнуть, раствориться в воздухе или крепко уснуть подобно тому, как это сделала Гертруда Армаисовна. Но он смог лишь приподняться со стула и на полусогнутых ногах приблизиться к раскрывающейся двери. Она раскрывалась со скрипом, и оттуда, с залитой тусклым светом лестничной площадки, потянуло сырым сквозняком, и вместе с ним в прихожую вплыла до боли знакомая Юдину женщина с темным от загара лицом и с большой спортивной сумкой на плече.

– Мила… – едва смог вымолвить Юдин, находясь в полуобморочном состоянии. – Ты… откуда? Ты зачем?..

– Миленький! – чувственно произнесла Мила, глядя на мужа страдальческими глазами. Она кинула сумку на пол, как раз на туфли Гертруды Армаисовны, и вытянула вперед руки.

Юдин позволил заключить себя в жаркие объятия. Идиотские мысли проносились в его голове: о том, что в доме больше нет ни одной таблетки омнопола, что мешок для мусора уже зарезервирован, а дважды использовать его не очень гигиенично… Чем сильнее душила Мила его в своих объятиях, тем меньше оставалось шансов, что Юдин придет к какой-нибудь умной мысли. Все в его голове спуталось и смешалось.

– Разве путевка уже закончилась? – бормотал он, покорно подставляя щеки под влажные и смачные поцелуи. – Я отвезу тебя в аэропорт… Тебе надо обязательно отдохнуть еще…

– Я вся издергалась, измучилась! – надрывно шептала Мила, приглаживая вставшие дыбом волосы Юдина. – Я поняла, что с тобой случилось что-то ужасное, что ты без меня пропадаешь! И я все бросила и села на первый попавшийся рейс… На кого ты стал похож, миленький мой! На тебе лица нет! Ты весь трясешься… У тебя лихорадка, да?

– С чего ты взяла? – отвечал Юдин, чувствуя, что морально созрел на самый несуразный и отчаянный поступок, лишь бы не дать Миле увидеть покойницу. – Я прекрасно себя чувствую… Вот, собираюсь ложиться спать…

Он отводил глаза, а Мила настойчиво искала его взгляд и приседала для этого, и на цыпочки вставала, и крутила своей глупой головой во все стороны.

– Нет-нет, ты говоришь неправду! Пять часов утра, а ты до сих пор не в постели! И глаза у тебя перепуганные… Миленький мой! – Она обняла его в новом порыве нежности. – Ничего не бойся! Я с тобой! Я за нашу с тобой любовь жизнь отдам! Я все препятствия собой пробью!

«Ого!» – подумал Юдин, и все внутри его сжалось, как если бы на него наезжал танк.

Он почувствовал, что она начинает снимать туфли, и, дабы остановить этот процесс, с силой сжал ее в своих объятиях.

– Может, мы погуляем? – спросил он. – Это так романтично… Предрассветный час…

– Погуляем? – удивилась неожиданному предложению жена. В последний раз они гуляли вместе лет пять назад, когда выводили отправить естественные надобности дебильного тещиного пуделя.

– Ну да! То есть я хотел сказать, чтобы ты погуляла. У тебя взвинчены нервы. Ты устала от дороги… А я пока… пока наведу здесь порядок… Праздничный стол, шампанское…

Тяжело дыша, он подталкивал Милу к двери. Она сопротивлялась, лицо ее становилось все более тревожным и озабоченным.

– Миленький! В своем ли ты уме? Я прилетела, чтобы тебе помочь, чтобы быть с тобой в трудную для тебя годину, а ты выпроваживаешь меня на улицу… Нет, нет! Я никуда не пойду! Я не предам тебя, не брошу!

– Тогда хотя бы прими ванну! – умолял Юдин. – Тебе с дороги надо помыться! От тебя… нехорошо пахнет! Можно даже сказать, смердит!

– Правда? Прости, – смутилась жена, украдкой приподнимая руки и нюхая подмышки. – Конечно, я немедленно приму ванну…