Щенки и псы Войны

— А вы, присядьте, пожалуйста. Подождите. Заранее ничего обещать вам не могу. Работы много. Помощи же практически никакой. Лаборатория, сами видите, крошечная. Расширять нас не собираются. Боюсь, как бы вообще не закрыли.

— Есть, товарищ полковник! — откликнулся старший сержант. — Левая рука! Татуировка «Марина»! Номер…

Вера Владимировна уже ничего не слышала. Стены поплыли, все закружилось…

Он вернулся. Вернулся с войны, с жестокой бессмысленной, ни кому ненужной кровавой бойни. Его встречали цветами, со слезами на глазах. Только это были не слезы радости, это были слезы скорби, это были слезы убитых горем матери и отца, девчонок, с которыми учился. Цинковый гроб с телом Кольки Селифонова на железнодорожном вокзале ждали…

Почему он не стрелял?

Андрей, громко пофыркивая и поеживаясь от холодной воды, поднял мокрое раскрасневшееся лицо. Из зеркала на него смотрел кто-то угрюмый осунувшийся с седоватыми висками, с жестким взглядом темно-карих глаз, с плотно сжатыми губами. Капли воды, словно дождинки, поблескивали и искрились на мокрых волосах и сбегали тонкими струйками по коже.

— Отец, — вдруг буркнул Андрей, вглядываясь в свое отражение.

Вчера ему довелось побывать на городском рынке, долго бродил между лотками и прилавками со всяким железным хламом в поисках подходящего шланга для новой стиральной машины. Наконец-то после командировки сделал подарок любимой жене. Сколько можно стирать шмотки вручную? После продолжительных блужданий он остановился у прилавка, за которым дюжий мордастый хлопец, косая сажень в плечах, лет тридцати, доходчиво объяснял молодой женщине в кожаной кепке какой из смесителей лучше. Чего только у него здесь не было. Настоящий Клондайк. Узнав, что ищет Андрей, он тут же полез в свои закрома, закопавшись в коробках..

— Сейчас посмотрим, отец. Где-то у меня точно был трехметровый. А, вспомнил! Вот, он где. Если не подойдет, не волнуйся, отец, заменим!

— Отец, — пробормотал, криво усмехаясь, Анрей, вновь наполняя пригоршню холодной воды и окуная в нее лицо. Нашел старика. Хотя…! — он вновь посмотрел в зеркало.

— Да, постарели вы, товарищ старший лейтенант. Вон и седина появилась на висках. Глаза какие-то настороженные, странные, — Андрей округлил глаза и вдруг замер пораженный.

— Стоп! Глаза! Глаза! Эти темно-карие глаза! Где же он их видел? Эти глаза!

Полдня провозился с краником для «стиралки», приспосабливая его на смеситель. Семь потов сошло. Все проклял на свете. Это тебе не из АГСа стрелять да растяжки ставить. Вроде все затянул, включил воду. Что за черт! Сифонит в одном из соединений. Да, еще, как сифонит. Пол мокрый. Лужи кругом. Развинтил, по новой затянул. Теперь, сифонит в другом месте. Оказалось: зажевались прокладки. Других нет. Оделся, помчался в универмаг. Там таких нет. Закон подлости. Полгорода обегал в поисках прокладок. Впору на рынок опять ехать за тридевять земель. Наконец-то, нашел подходящие в каком-то магазинчике-подвальчике. Весь в мыле примчался обратно. Домашний народ мечется, места себе не находит, страдает: воду-то он, уходя, перекрыл. Поменял резинки. Заново присобачил смеситель, по всем правилам "трубопроводной науки", даже паклю не забыл. Затянул, как следует. Мысленно перекрестился. Ну, с богом! Врубил воду. Ура! Получилось! Крепко зауважал сантехников. Сантехника — дело тонкое! Тут сААбражать надо!

Андрей, насвистывая мелодию, выдавил крем, намылил помазком щеки. И мельком взглянув в зеркало, ошарашенно оцепенел с бритвой в руке.

— Глаза! Карие глаза! Вспомнил!!

Пятиэтажка встретила их мертвой тишиной и пустыми почерневшими от пожарища глазницами. Вошли в подъезд. Тимохин и сержант Кныш остались внизу, остальные со старшим прапорщиком Стефанычем стали подниматься наверх. Кныш, побрызгав в углу, вышел наружу и привалился у входа к стене, озирая окрестности через «оптику». Андрей же, некоторое время постояв у лестницы, шагнул в проем одной из «хрущевок». Хруст стекла под берцами, звяканье гильз…

"Кошмар, что натворили. Политики хреновы", — подумал он. — "Не город, а настоящий Сталинград. Унылое кладбище из почерневших разрушенных коробок. Нелюдимые мрачные руины".