Щенки-медвежатники

– Я еще раз предлагаю влиться в оперотряд, – настаивал Толян. – За оскорбление члена ОКД есть отдельная статья, повышенная уголовная ответственность.

– А я еще раз тебе отвечу: красные корочки вас не спасут, – отвечал Саня. – И ты посчитай, сколько вас всего. Нельзя вам разделяться. Одним в отряд идти, другим не в отряд. Почему бы тебе не стать основным?

Толян поморщился:

– Поздно мне в эти игрушки играть.

Саня усмехнулся.

– А оперативный отряд – не игрушки?

– Не игрушки. Отряд конкретно борется с преступностью. А вы хотите создать кодлу.

– Ребята хотят защититься. Только и всего. Или я что-то не так понимаю? – оглядывая всех, спросил Саня.

Пацаны одобрительно загалдели.

– Делайте что хотите, только без меня, – в сердцах бросил Толян.

Он направился к выходу, но остановился у двери рядом с Андреем. Ему хотелось увидеть, чем все кончится.

– Андрюха, может, ты возьмешься? – спросил Саня.

Андрей фыркнул:

– Что я, с дуба рухнул, что ли? Мы тут не на комсомольском собрании. Знаем, кто чего стоит. Куда нам против слободских?

– И поэтому ты решил закорешить со Званом? – ехидно спросил Герман Дворецкий.

Гера единственный из ребят всегда был в костюме, при галстуке, с бумажником и хорошими сигаретами. Его папа, директор тракторного завода, стоял над отцами ребят, а Гера – над ребятами. Он был авторитетом по признакам материального достатка. Теперь положение круто менялось, но он этого еще не понимал.

Собрание кончилось ничем. Перед тем как уйти, Андрей поддел Дворецкого:

– Гера, если ты принял «додика» на свой счет, то зря. С чего ты взял, что я тебя имел в виду?

Андрей снова пришел в больницу, когда уже начало темнеть. Ленка и Катя сидели на скамейке у входа в реанимационное отделение. От одного их вида у Андрея сжалось сердце. Ленка рыдала, уткнувшись в грудь Кати. Катя гладила Ленку по голове и тоже плакала.

Андрей сел перед ними на корточки и обхватил голову руками. У него было такое чувство, будто он лишился старшего брата.

БОЙНЯ

Когда Андрей поднялся на чердак, Жорик уже был там. Они вылезли на крышу, закурили.

– Джага велел передать – похороны Костика завтра, в час дня, – сообщил Жорик.

Он уже не скрывал, что шестерит у слободских.

Андрей ничего не ответил.

– Жалко Костика, – заполнил паузу Жорик.

– Знаешь, у меня мало времени, – сухо бросил Андрей.

Жорик сказал, запинаясь на каждом слове:

– Андрюха, только ты можешь меня понять. Я боюсь слободских. Они на все способны.

– Это правда, что они гнут даже своих?

– Еще как! – подтвердил Жорик.

Он хотел еще что-то сказать, но не решался.

– Ну, давай, давай, телись! Мне некогда, – поторопил его Андрей.

Жорика прорвало:

– Они все платят взносы. И кто мотается и кто не мотается. Собирают раз в месяц. Есть специальные сборщики. У них целая бухгалтерия. С первого по пятый класс – рубль. С пятого по восьмой – два. С восьмого по десятый – три. Кто не платит, того не пускают в школу. Или ставят на счетчик. Набегают проценты.

– Зачем ты мне это говоришь?

– У тебя соседка – судьиха. Объясни ей, что происходит. Пусть она их всех пересажает.

Андрей усмехнулся.

– Ладно, скажу, что ты хочешь с ней поговорить.

Жорик отшатнулся.

– Нет! Я ничего говорить не буду.

– Ты не о ребятах заботишься. Ты просто сволочь и предатель. Держись от меня подальше, – сказал Андрей.

Он, конечно, погорячился. Все-таки Жорик искренне хотел сделать доброе дело. Правда, не сам, а с его, Андрея, помощью. Надо было поддержать Жорика, а он оттолкнул, только нажил себе врага.

Андрей полез обратно в чердачное окно. Жорик с ненавистью смотрел ему в спину.

Через полчаса Андрей уже перевозил через Иртыш огородников. 300 метров до того берега, 300 метров – обратно. Мозоли начали саднить. Решил передохнуть. Подогнал лодку ближе к пляжу, искупался.

Стояла жара. Центровые нежились на пляже. Они появлялись здесь ближе к обеду, отоспавшись после ночных похождений. Под одним грибком основные – Алихан, Крюк и другие – играли в карты, курили анашу, принимали добычу, которую приносили карманники и те, кто обворовывал загорающих. Под другим грибком в окружении подружек нежилась Анжела Самохина. «У Адама губа не дура», – подумал Андрей. В купальнике пухленькая, похожая на индийскую танцовщицу Анжела была просто класс. Под остальными грибками и на лестнице, ведущей к пляжу, дежурили атасники. Если вдруг на набережной появлялись милиционеры, они давали знак и основные успевали спрятать наркотики и ворованные вещи.

Солнце сморило Андрея. Ему грезилось, что он едет с Катей на «москвиче», а за рулем сидит Зван. А он командует Звану с заднего сиденья, куда ехать.

Его разбудил Генка.

– Ты где витаешь? Крюк ждет.

Леня Крюк, которого чаще звали ласково Ленчиком, сидел в прибрежном сквере на самой дальней, скрытой от посторонних глаз скамейке. Он был ниже Андрея на целую голову, но даже сидя смотрел как бы сверху вниз. Зубы у него были в шахматном порядке. Целый – стальной – целый – стальной. Невзрачное, скуластое лицо. Бесцветные глаза, рыжеватые волосы. Но по поводу своей внешности Крюк, похоже, не переживал.