Щенки-медвежатники

Андрей разыграл рискованный дебют. Пожертвовал одну за другой три пешки. Майор мог безнаказанно съесть только одну. Но он слопал вторую, потом третью. Наказание за пешкоедство было неотвратимым. Теперь нельзя было двинуть без потери ни одну фигуру. Флажок упал.

– Надо усилиться, – пробормотал майор и скрылся в своей комнате.

Петр Палыч вернулся через минуту. От него несло водкой.

– Давай утешительную!

На этот раз он играл собранно, не поддавался ни на какие уловки. Андрей, наоборот, расслабился, зевнул фигуру. Петр Палыч довел партию до матовой позиции. Он сидел багровый, довольный собой и ласково смотрел на Андрея из-под кустистых бровей.

– Чем интересны шахматы? Не признают возраста. Молодец! Представляю, как ты будешь драть меня, когда у тебя откроются глаза.

Все дружно захохотали.

– Пьем чай, – сказал Петр Палыч, доставая из холодильника кусок торта, оставшийся после свидания с травительницей тараканов.

После чая майор учил Толяна и Мишку танцевать вальс.

– А тобой я займусь, когда поправишься, – пообещал он Андрею. – Ты будешь танцевать у меня, как кавалергард.

…Потом Толян сел за уроки, Мишка отправился по своим делам, а Петр Палыч ушел к себе и, похоже, завалился спать. Андрей тоже прилег. Но сна не было. Из головы не выходила мать. Все-таки она пошла в школу, надеясь уговорить Карпыча. Наверняка сказала, что Андрей каждый новый учебный год начинал в другой школе. Семья постоянно переезжала из города в город. И в каждой школе нужно было начинать с нуля. Новые учителя, новые одноклассники. И он, Андрей, для них новый. Незнакомый и чужой. Но, видно, дирюге плевать на эти тонкости. Для него главное, что Корнев часто пропускал уроки. А почему – не его забота. Карпыч ненавидел нарушителей дисциплины, как личных врагов.

Андрей представил, как будет психовать отец. Но при этом не скажет о дирюге ни одного плохого слова. Во всех неприятностях Андрея виноват только он сам. Когда мать говорила, что причина плохой учебы старшего сына – частые переезды из города в город, отец только отмахивался. Мол, везде учатся по одним учебникам и по одной программе. «Но не всех детей родители бьют за плохую учебу, – робко возражала мать. – Как можно бить за то, чего ребенок не понимает?» – «Он не хочет понимать!» – орал отец.

…Новый друг Андрея чеченец Руслан однажды сказал, когда они сидели на уроке:

– А у нас детей не бьют. Боятся, что подрастут и зарежут отца. Бывало, отец убивал одного из сыновей. Тогда братья мстили отцу, убивали его.

– Классные у вас законы, – восхищенно произнес Андрей.

Руслан тоже учился неважно, но не боялся показать дневник с двойками старшему брату. Отец умер в вагоне во время депортации. Руслан почитал старшего брата как отца и боялся огорчить его совсем другим. Например, робостью.

– У нас не бьют детей еще и потому, что боятся сделать их трусами, – объяснял Руслан. – Тем, кому исполнилось пятнадцать лет, раньше разрешали носить кинжалы. Чтобы при случае могли защитить свое достоинство. Холодное оружие уравнивает шансы. Сейчас кинжалы запрещены, поэтому мы носим тесаки.

С этими словами Руслан вынул из-за голенища сапога длинный нож с наборной рукояткой и положил его на парту.

– Руслан, не балуйся, убери, – ласково попросила красивая полнотелая географичка с бельмом на глазу.

Однажды кто-то из одноклассников дал Андрею затрещину. Тот в ответ только толкнул обидчика. Руслан зашипел на него:

– Сосед, ты чего меня позоришь?

– Отец велит думать о последствиях, – объяснил Андрей.

– Чему он тебя учит? – вскипел Руслан. – Все наоборот! Если начал думать о последствиях, тебе конец. Будешь жить, но уважать тебя никто не будет. И прежде всего ты сам.

Андрей доучился до десятого класса, но так и не понял, где дальше учиться, кем стать. А Руслан еще тогда, в восьмом классе, твердо знал, что пойдет на юридический и будет прокурором. Так решил старший брат.

– Как же ты будешь сажать своих? Они тебе этого не простят, – удивлялся Андрей.

– Я своих выручать буду, – широко улыбаясь, отвечал Руслан. – А сажать – только чужих.

«Как все просто в жизни у Руслана!» – с завистью подумал Андрей. И вплыл в сон.

Он проснулся спустя два часа. Его кто-то тормошил. Андрей открыл глаза. Перед ним стоял Жорик.

– Тебя ждет Зван.

Зван сидел в своем «москвиче». На заднем сиденье дымила сигаретой Жанка.

– Познакомься. Красючка, правда? Ты ей нравишься, – сказал Зван, указывая Андрею место на переднем сиденье.

Андрей презрительно посмотрел на грубо напомаженную девицу и, ничего не ответив, сел в «москвич».

– Ты стал страшный, это хорошо. – польстил Зван.

У него был бархатный голос. Наверно, он мог бы хорошо петь. Зван включил скорость и тронул с места.

Они приехали на берег Иртыша. Жанка вышла из машины, чтобы не мешать разговору.

Зван достал из-под сиденья две бутылки пива. Одну протянул Андрею. Другую открыл зубами, сделал большой глоток и спросил:

– В карты играешь?

– Играю, но не люблю.

– Дурь куришь?

– Пробовал, не действует.

– Значит, не хочешь, чтобы подействовала. А разрядиться не желаешь? Вон Жанка, хоть сейчас обслужит.

Андрей гордо отказался.

– Бабу я сам возьму.