Щенки-медвежатники

– Не могу.

Андрей усмехнулся:

– Силой не пустишь?

– Если попрете на рожон, то да.

– Молодец, – похвалил Андрей. – Ты такой здоровый! Ты, наверно, спортом занимаешься?

– Кончай кривляться, Андрюха, мешаешь.

Кто-то доложил директору. Тот появился собственной персоной. Его лысая дыня лоснилась, вялые глаза светились интересом.

– Ты пьян, Корнев?

– Могу дыхнуть, – предложил Андрей.

– Зачем пришли? Хотите испортить праздник?

– Другого выпускного у нас не будет.

– Ну почему же? Закончите десятый класс в вечерней школе, там и отпразднуете.

Андрей душевным тоном спросил:

– Василий Карпович, кому мы сделали плохо? Мы сделали плохо только себе.

Директор ослабил пальцем галстук и неожиданно проявил великодушие:

– Ладно, проходите. Но сначала ко мне в кабинет.

Директорский кабинет они называли гестапо. Карпыч редко драл за уши, еще реже раздавал подзатыльники. В основном издевался морально. Но сегодня он излучал благородство. Предложил бывшим ученикам сесть на диван, оглядел их нулевой прикид и спросил:

– Уже работаете?

– Еще как! – сказал Андрей, перемигиваясь с Мишкой.

– Где?

– На стройке разнорабочими, – соврал Мишка.

– Хорошо платят?

– Не жалуемся, – сказал Мишка.

– Деньги отдаете родителям?

– А как же?! – Мишка дурашливо закатил глаза.

– Понятно, – протянул Карпыч. – Но выглядите как министры.

Он вынул из книжного шкафа рулон ватмана, развернул. Это была злополучная стенная газета.

– Вот решил оставить на память. Из тебя мог бы выйти неплохой художник, Корнев. Только не понимаю, зачем ты так меня нарисовал.

– Я тоже буду помнить вас всю жизнь, – сказал Андрей. – И мне тоже непонятно, зачем вы с нами сделали такое.

– Ты же только что сказал, что вы сами сделали себе плохо, – напомнил директор.

Вошла Гипотенуза, чертова лицемерка. Зимой, перед приходом на урок комиссии, она на полном серьезе сказала классу: «Кто знает ответ, поднимайте правую руку, а кто не знает – левую».

– Василий Карпович, вас ждут, – прогундела Гипотенуза.

Актовый зал был полон. На сцене уселись учителя с цветами на коленях. Директора встретили аплодисментами. Андрей и Мишка тихонько сели в заднем ряду. Первой их увидела Зойка. У нее чуть глаза не выпали. Она зашепталась с другими девчонками. Через несколько минут на Андрея и Мишку стало оборачиваться ползала.

Карпыч вручал аттестаты. Выпускники благодарили родную школу и любимых учителей. Директор старательно улыбался. Гипотенуза сидела, как всегда, с постной репой. У нее были плохие зубы.

Потом все пошли в соседний спортзал, где уже расположился оркестр и были накрыты столы. Андрей подошел к Димке и еще раз попросил сыграть «Школьный вальс». Димка отрицательно покачал головой. Карпыч был тут как тут. Он не спускал глаз с пацанов.

– Один «Школьный вальс», и мы уходим, – попросил Андрей.

Директор подумал и кивнул Димке.

– Ладно, сыграйте.

При первых тактах вальса все слегка оторопели. Что значат ассоциации! Но через минуту уже кружились несколько пар.

Андрей подошел к Зойке. Эта чучмундия танцевала лучше всех, только ее редко приглашали. Зойка не ожидала. Стала багровой, как свекла. Мишка пригласил другую девчонку. Спасибо Петру Палычу, он оказался хорошим учителем. Но и они были хорошими учениками. Они танцевали, как кавалергарды. Андрей сцепил зубы. Еще не хватало, чтобы кто-то увидел его слезы. Он глянул на Мишку. У того тоже на щеках ходили желваки.

– Хватит! – останавливаясь, крикнул Мишка.

Андрей тоже остановился. Действительно, хватит.

Они вышли из актового зала и направились к выходу. Их догнала Зойка:

– Ребята, простите.

Андрей бросил на ходу:

– Зато мы свободны, как трусы без резинки.

Ребята решили гулять всю ночь. У них был спрятанный в подвале бутылец портвейна. Сели на скамейку и стали потягивать красноту прямо из горла.

Потом пошли к Петру Палычу. Майор обрадовался их приходу. Он был пьян в лоскуты. Рубашка свисала поверх брюк. Пепел сигареты падал на брюки. Давно не стриженные брови свисали на глаза.

Расставили фигуры, пустили часы. Андрей был в ударе, высаживал попеременно то Мишку, то Петра Палыча. В пылу игры не заметил, что майор приглядывается к ним, разодетым в пух и прах, и что-то прикидывает в уме.

Они сражались до полуночи. Петр Палыч не раз уходил в свою комнату, усиливался. Но это не помогало. Андрей играл не лучше обычного, просто не зевал фигуры.

– Чем тебе хуже, тем ты сосредоточенней, да? – спросил майор.

Андрей покачал головой.

– Нет, я всегда рассеянный.

– Что это вы сегодня такие расфуфыренные?

– На выпускной ходили. «Школьный вальс» станцевали. Спасибо вам, научили.

– Знаете, а мне обидно за вас, – вздохнул майор.

– Сами виноваты. Шалопаи.

– В самом деле, так считаешь?

– В самом деле, – подтвердил Андрей.

– Симпатичный шалопай – самый распространенный русский тип, – согласился Петр Палыч, едва ворочая языком.

Его клонило ко сну. Ребята попрощались и ушли. Они взяли в подвале еще один бутылец портвейна и снова сели на лавочку возле дома.

– Мишаня, ты мне так и не ответил: чем думаешь заниматься? – спросил Андрей.

– В смысле профессии? Буду воровать.

– Ты серьезно?

– У меня больная мать. На ее пенсию мы не проживем.