Щит

Буревой вошел совершенно бесшумно. Не взвизгнула петлями хорошо смазанная свиным салом дверь, не заскрипела предательски половица под ногой. И шаг у скрытника волчий, по должности положенный. Истинно скрытный шаг. Ни звука. Ни шелеста ветерка. А Ярослав все одно обернулся, неведомо как ощутив появление человека. И не просто обернулся, почуяв. Тем же неведомым образом, в руках князя оказался висящий до этого на стене кончар. Буревой в очередной раз восхитился умениям русинов. Впрочем, восхищение восхищением, а не за тем шел.

– Слышь, княже, там выборные от кузнечной слободы пришли. Встречи просят.

Ярослав повесил на место клинок хазарской работы.

– Что за выборные? – князь приглашающе махнул в сторону стола. Присаживайся, мол, друже. Чай, ноги не казенные, чего их трудить попусту.

Скрытень не стал изображать ломающуюся девку и за стол сел, нимало не чинясь. И ножку у скромной утки, зажаренной с яблоками, отломал совершенно без пиетета перед начальством.

– Мышата со товарищи явились. С утра под кремлем сидят, – буркнул Буревой, набив рот мясом. – Хотят с тобой говорить. А о чем – молчат. Хотел яйцы дверью поприщемлять, да подумал, что перебором будет.

– Партизаны чертовы, – недовольно ответил русин, – проси, что ли.

– Что такое черт, я от ромейских лазутчиков знаю. Они его поминать очень любят, когда яйцы в двери пихаешь, – ответил скрытник, – а что за партизаны такие?

На память Буревой не жаловался, незнакомые слова повторял без ошибок. Хоть и многовато их начало звучать в последнее время. Совсем русины беречься перестали. Правильно делают, в общем-то. Кругом – свои.

– Долго рассказывать, – отмахнулся Ярослав, но, встретив насмешливый взгляд, пояснил: – Была у нас большая война. Враг силен, отступали поначалу. А народ, кто в тылу вражьем остался, в леса уходил. И гадил захватчикам в силу своих умений. Враги ругались: «Запарили, мол!» Вот их партизанами и называли. Считается, что на допросах никого никогда не выдавали. Вообще не разговаривали. Разве что, в дупу пошлют. Оттуда и поговорка.

– Все? – поднял бровь Буревой. – Не бывает так. Дверь закроешь, все и хрупнет. Сразу все расскажешь. Что было, что не было…

– Заело тебя на двери на той?! – недовольно рявкнул Ярослав. – Достал уже!

– Прости, княже! – повинился Буревой. – Как Серый говорить любит – профессиональная деформация личности! – с удовольствием проговорил скрытник. – Я же только с рабочего места. Не отошел еще.

– Отходи. А то слушать противно, – поморщился князь. – А что до молчания, знаю, что не слишком на правду похоже. Легенда, конечно. Но простой человек, не воин, дерущийся с врагом до самой смерти, подобной легенды достоин.

– Пожалуй, – согласился скрытник. – И другим пример хороший. Как начнут пихать в дверь… Фу, блин! – скрытник остановился сам. – Прости, княже, действительно заело.

– Ладно, зови, – устало сказал Ярослав. – Попусту ждать – не наш метод.

– Как и дверь! – неудачно пошутил Буревой. Неудачно, потому как от затрещины уклониться не сумел.

Выборные вошли, поклонились в пояс, смущенно терзая зажатые в руках шапки и поглядывая на трущего затылок скрытня. Вот ведь, странное дело! Кузнецы – народ уважаемый, самостоятельный. Цену себе знают и кому попало не кланяются. Когда пришлым дружинником был, максимум на кивок мог рассчитывать. Перед тем как руку пожать, и то мордой крутили бы. А как князем стал… Хотя причина и в другом крыться может. Видать, большая нужда привела.

Ярослав окинул гостей внимательным взглядом исподлобья. Ну точно – партизаны! Огнестрела в руках нет, и шапки без красной полосы поперечной, а так – как капли воды. Кряжистые, бородатые. И высокие, кстати. А кряжистые потому, что поперек себя шире. Трое Ярославу были незнакомы. А вот Мышату, старшего кузнечной слободки, узнал в лицо. Видел на сходе, когда на княжение кликнули.

Разговор Ярослав начинать не спешил. Сами пришли, сами пусть и решаются. Диалог с кузнецами очень нужен, но важно не перегнуть. Впрочем, и прогнуться опасно. Узнаем сначала, зачем пришли, а уж там…

«Партизаны» тоже молчали. Верно, не положено вперед князя разговор начинать. Что ж, молчание затянуться грозит. А дела на месте стоят…

– Как поживаете, люди добрые? – вежество лишним не бывает. – Все ли добром идет, нет ли обиды какой? На воев моих, на меня самолично, на самоуправство тиунное?

– И тебе поздорову, княже, – нестройно прогудели гости. И снова замолчали, несколько сбитые с толку таким началом разговора. Какой князь такое спросить надумает?! Только вятичский! Ходота такой был. И этот, из русинов.

– С чем пожаловали? Или просто зашли сбитня горячего попить?

Осенний день выдался не жарким. Лужи ночью ледком прихватило. И солнышко, пусть и вскарабкавшееся в зенит, особо не грело. Так что сбитень горячий предложить – самое оно.

Кузнецы попереглядывались, и Мышата сделал шаг вперед. С таким видом, будто хочет на колени бухнуться. Но удержался. Тоже, видно, перегибать не хочет.