Валентин добрался до станции Семеновка в шестом часу вечера. Поезд на Комсомольск-на-Амуре проходил здесь в семь двадцать, словно по заказу. Проблем с билетом не было, и взяв в купейный вагон до Владивостока, Валентин зашел в парикмахерскую — волосы так отрасли, что он стал похож на бродягу или хиппи, хотя в землянке он не раз подстригал ножницами черную щетину усов и густую, чуть курчавую бородку.
Парикмахерская маленькая, плохо освещенная каморка на одно рабочее кресло с пожилым седым евреем, неизвестно каким ветром занесенным сюда, после землянки показалась Валентину раем, кусочком чего-то родного, долгожданного.
— Вы, похоже, прямо из тайги, — веселой улыбкой встретил парикмахер посетителя, кивнув на его рюкзак.
— Угадали, — согласился Валентин. — Осень — самая чудная пора в тайге. Жаль, блуданул малость, подзадержался.
— А-яй-яй, — сочувственно замотал головой мастер. — Тайга — не город. Столько зверья. У меня от одного страха ушла б душа в пятки.
— Страшнее человека зверя нет. В тайге все его боятся. Да и не только в тайге, ныне и в городе его боятся.
— Верно подметили, верно подметили. Что творится в мире! Я уж радио боюсь включать — там убивают, тут берут в заложники. Слава Богу, у нас пока спокойно. Хотите голову помыть? Хотя у меня и не салон, горячую воду я всегда держу: клиент должен уйти не только красивым, но и посвежевшим, с хорошим настроением. Пятый десяток я стригу и брею, и поверьте: на этого еврея, — ткнул он большим пальцем в грудь, — никогда никто не обижался.
Получив согласие, он засуетился, принес кувшин с горячей водой и, наклонив голову Валентина, стал поливать ее, натирать шампунем. Говорил, говорил: рассказывал все новости Семеновки за последний месяц, международные, услышанные по радио, потом как бы в продолжение своего рассказа начал выспрашивать, много ли еще в тайге соболя и куницы, каким зверьем промышлял посетитель.
«Не иначе, по совместительству работает на местную милицию осведомителем», — мелькнула догадка у Валентина.
— Я охотник за женьшенем, — ответил он. — Но в этом году поход мой оказался неудачным, а вот подледная рыбалка — ловил сколько душе угодно. На всю зиму заготовил. Теперь проблема — увезти.
— Сиг, таймень? — поинтересовался парикмахер.
— И сиг, и таймень, и ленок.
— Может, и для продажи найдется? — несмело спросил мастер. — Очень люблю с морозца — не то что в магазине. К Новому году.
— Найдется.
Еврей не перехвалил себя — мастером оказался отменным, — и волосы на голове привел в порядок, и бородку подстриг так аккуратно, что Валентин даже сам себе понравился.
— А вы знаете, на кого похожи? — удовлетворенно осматривал его со всех сторон парикмахер, — на нашего последнего батюшку-царя. И лицом, и выправкой. Только погон не хватает.
«Уж не намек ли это на прежнюю службу?» — мелькнула новая мысль, и Валентин пожалел, что зашел в парикмахерскую. Хотя в его положении разве догадаешься, где подстерегает опасность. Войди в вагон нечесаным, немытым неделю, он тоже обратил бы на себя внимание. А возможно, все это игра напряженного воображения, у страха, говорят, глаза велики.
Расплатившись, Валентин достал из рюкзака двух сигов килограмма по полтора и протянул мастеру.
— Вот спасибо, вот спасибо, — отвесил еврей благодарные поклоны. — Сколько я вам должен?
— Это вам презент за хорошую работу.
До прихода поезда оставалось еще более получаса. Валентин в вокзал решил не заходить, прошелся по первой, ведущей в поселок улочке и увидел слева светящийся окнами продовольственный магазин. В этот день ему явно везло. От одного вида хлеба у него потекли слюнки и требовательно заурчало в животе. Он купил буханку черного и батон белого и еле сдерживал желание не отломить кусочек и не сунуть в рот.
Здесь были даже яблоки. Валентин попросил взвесить ему килограмма два и поинтересовался, не найдется ли у девушки — за прилавком торговала девушка лет восемнадцати — бутылочки хорошего вина.
— Еду в гости, а какой Новый год без выпивки.
Девушка подумала, мило ему улыбнулась и сказала снисходительно:
— Коли в гости, так и быть, найду вам бутылочку шампанского…
На перрон Валентин пришел за пять минут до прихода поезда. Перрон был пуст — в канун Нового года в дорогу отправлялись только по срочной необходимости да вот такие бродяги, как он. И это обнадеживало — похоже, никто за ним не следит. Он прошелся взад-вперед, внимательно всматриваясь в темноту, но никого не увидел и окончательно успокоился.
И когда садился в поезд, никто поблизости не появился.
— Проходите в первое купе, — сказала проводница, проверив его билет. — Сегодня у нас просторно.
В купе сидела девушка лет двадцати, одетая в спортивный шерстяной костюм темно-синего цвета, плотно облегавший ее стройную фигуру, хотя лицом она была далеко не красавица: курносый нос, невыразительные серые глаза, таившие то ли усталость, то ли печаль, короткая прическа прямых темно-русых волос.
Валентин поздоровался. Девушка ответила вяло, нехотя, видно, разочарованная, что к ней подселили попутчика: кроме них, в вагоне никого не было.