Щит и меч

- Но мы оказались простофилями, - горестно воскликнул полковник, потому что дали примкнуть к своему заговору младшему офицерству, мыслящему иначе, чем мы, старшее поколение! Особо опасным оказался Штауфенберг наиболее активное лицо в организации путча. К сожалению, мы слишком поздно узнали, насколько эта фигура зловредна. Штауфенберг стал настаивать на блоке не только с различными оппозиционными группами, но даже с левыми социалистами и, представьте его наглость, - с коммунистическим подпольем. Мало того: он предлагал вступить в переговоры с Россией!

Но он завоевал такое доверие и авторитет среди молодых офицеров, что нам трудно было с ним бороться. Кроме того, он человек ошеломляющей отваги и твердости духа и оказался единственным из тех нас способным на террористический акт, - другого такого не было.

- Значит, вы вынуждены были ему кое в чем уступать?

- Конечно! Например, четвертого июля Штауфенберг должен был встретиться с лидерами коммунистического подполья. И мы даже не смогли оспорить это его чудовищное решение.

- И встреча состоялась?

- Нет, - сказал полковник. - Кажется, кто-то из наших благоразумно уведомил Гиммлера о наличии внутри нашего заговора опасного течения, представленного левыми социалдемократами, готовыми заключить блок с коммунистами, а также о дне предполагаемой встречи Штауфенберга с лидерами коммунистическго подполья. Не знаю почему, в назначенный день Штауфенберг не смог прийти на эту встречу, когда гестапо совершило налет, и коммунисты были схвачены. Я после этого беседовал со Штауфенбергом, он, с еще более ожесточенной решительностью извращая нашу цель, высказывал намерение довести заговор до степени широкого демократического движения. И уже сдела в этом направлении немало. Да, - задумчиво повторил полковник, Штауфенберг - это зловещая фигура, и чем больше я о нем думаю, тем больше каюсь в своем заблуждении.

Но тут же полковник твердо заявил:

- Несомненно, в случае успешного проведения Штауфенбергом акции мы, старые офицеры, предприняли бы все меры, чтобы внушить массам величайшую скорбь и сожаление по поводу злодейского убийства фюрера. И как восприемники его величия во имя рейха предали бы позорной казни его убийцу. Народ должен знать, что всякий поднявший руку на главу империи или его сподвижников - величайший преступник.

- Ловко! - сказал Вайс. - Выходит, Штауфенбергу угрожала смерть не только в процессе покушения на Гитлера, но и от руки тех, кто возглавлял заговор?

Полковник величественно кивнул в знак согласия.

- Иначе мы все перед лицом истории были бы причислены к тем злодеям, которые в разные времена покушались на жизнь монархов.

- Вы монархист?

- Нет. Эта форма управления старомодна. Только правительство военной диктатуры имеет право на всю полноту неограниченной власти. В современном мире это единственная власть, способная держать народ в подчинении и решать все проблемы средствами военного насилия как внутри страны, так и вне ее.

- У вас стройная концепция, - заметил Вайс. - И как вы могли пойти против фюрера, в сущности разделяя его стремления?

- Фюрер должен был бы сам пожертвовать своей жизнью, - хмуро сказал полковник, - ради того, чтобы мы могли свободнее осуществить его идеалы. Он слишком сфокусировал на своей личности эти идеалы. Чтобы добиться их осуществления, нам следовало пожертвовать фюрером. Принеся его в жертву, мы с новыми силами смогли бы, объединившись, бороться за свои идеалы в контакте с западными державами. Свои мысли я изложил на бумаге - это нечто вроде политического завещания. И, полагаю, вместо сентиментального послания близким, вы должны сделать все возможное для того, чтобы мое завещание попало в руки тех, кому оно предназначено. Вы понимаете всю важность подобного документа? В сущности, это даже не просьба, а приказание.

Вайс возразил:

- Только в том случае, если большинство заключенных согласится отказаться от письма родным и заменить его вашим, так сказать, завещанием.

- Но они же не согласятся! - сердито воскликнул полковник. - Здесь слишком пестрое общество, среди них есть и такие, что придерживаются взглядов Штауфенберга.

- А вы попробуйте ознакомить их с вашим документом, - посоветовал Вайс. - Эти люди - тоже часть Германии, о судьбе которой вы так печетесь.

- Пожалуй, я это сделаю, - с некоторым колебанием в голосе произнес полковник. Но потом, после долгой паузы, объявил: - Нет, здесь слишком много нежелательных лиц. - Достал из-под матраца сложенные в тетрадку листы бумаги, попросил: - Возьмите, - может, вы все-таки найдете способ сохранить этот документ и передать его кому-либо.

- Я не могу гарантировать вам, - сказал Вайс, - что он попадет в руки тем адресатам, на которых вы рассчитываете.

- Ну что ж, - согласился полковник, - пусть это будет кто угодно. Иронизируя над самим собой, заявил: - Очевидно, я соглашаюсь на это только из тщеславия. Но пусть будет так.

Полковника основательно отделали на первом же допросе. Его приволокли в камеру и бросили на пол полутрупом.

Придя в сознание, полковник сказал Вайсу: