Щит и меч

- Неплохая практика работы с интеллигенцией, - заметил Вайс.

- Знаю! - всплеснул руками Хакке. - Знаю! Вы готовы жизнь отдать за своего шефа. Но, уверяю вас, служба в гестапо имеет свои особые преимущества.

- Какие же? - поинтересовался Вайс.

- В политической загранразведке много университетской публики. А вот в гестапо образованный человек - фигура. Он сумеет не только, как все мы, выбить кулаком мозги, но и вложить вместо них подследственному такое, что тот был бы рад, если бы его поскорее повесили.

- Не понимаю, каким образом?

- Ну как же! Вот, к примеру, штурмфюрер Крейн. Был профессором Боннского университета. Образованный человек. Обрабатывали мы одного журналиста. Кожа клочьями, но ничего, молчит. Крейн приказал его выпустить. Показался этот журналист своим знакомым в Берлине, все узнали, что он на свободе, а потомы тихонечко снова его взяли. И штурмфюрер собственноручно написал несколько статей и опубликовал за его подписью. Но только в нашем духе. Узнал журналист - сам в камере повесился. Вот это мина! Но чтоб такую мину подложить, нужна культура. Так что вы подумайте, - многозначительно сказал Хакке. Помолчал, добавил внушительно: - Вот доктор Лангебен был тайным эмиссаром Гиммлера в секретных переговорах с Даллесом. А мы, гестаповцы, раз - и арестовали его, когда он вернулся из Швейцарии в Германию И что же? Рейхсфюрер не захотел из-за него раскрывать свои интимные секреты. Повесили. - Вздохнул. - В политической загранразведке служить - все равно что блох у волка вычесывать. А в гестапо сейчас колоссальные перспективы. - Наклонился, сообщил значительным тоном: - Имею точные сведения: множество руководящих деятелей СС зачислено сейчас в списки участников заговора против фюрера. А еще больше заведено следственных дел на крупнейших функционеров партии. И их имена даже стали известны англичанам и американцам. Сам по радио слышал восхваляли их союзники за борьбу с Гитлером.

- И что же, все они уже арестованы?

- Нет.

- Скрылись?

Хакке поежился.

- Нет.

- Странно, - удивился Вайс. - Политические преступники - и на свободе?

Лицо Хакке вдлруг стало хмурым, озабоченным. Он сказал неуверенно:

- Правильно. Тут что-то не то. - Признался озлобленно: - А я-то ликовал, пускал пузыри, надеялся: возьмут их - и откроется перспектива занять место повыше. - Стукнул себя кулаком по толстому колену и, морщаясь от боли, воскликнул: - А я-то, я-то думал, пойду теперь вверх по лесенке! А они что же? Выходит, начальники себе убежище подготавливают. Участники Сопротивления! А меня, старого нациста, под ноги бросят!

Лицо Хакке стало багровым, потным, яростным, глаза, казалось, вылезли из орбит. Он потерял всякую власть над собой и, склонившись к Вайсу, истошно, неудержимо говорил, захлебываясь словами, как в горячечном бреду:

- Все, картина ясная! Лейнера знаете? Хоронили недавно с необычайной пышностью: венки от партии, от СД и СС, от имперского руководства. Речи. С женой и детьми истерика. В тот же вечер я к ним на виллу пришел с визитом - выразить соболезнование. Сидят ужинают. На лицах такое спокойствие, будто ничего не произошло. В столовой сигарой пахнет, окурок в пепельнице дымится. А у них в семье, кроме самого Лейнера, никто и не курил.

- Уверяю вас, вам это показалось.

- Нет! - еще больше распаляясь от недоверия Вайса к его словам, возразил Хакке. - Нет, не показалось! За одну эту неделю восемь таких скоропостижных смертей! И все покойники накануне своей внезапной кончины почему-то аккуратно сдали ключи от служебных сейфов тем, кто потом их заменил. Это откуда же такая предусмотрительность?

- Вы стали болезненно мнительны, Хакке, - насмешливо упрекнул его Вайс.

Насмешка обожгла Хакке.

- Нет, - сказал он, - я всегда хладнокровен. Только сейчас я вне себя. Вот, слушайте. В расово-политическом управлении партии была заведена картотека на самых чистейших арийцев, элиту нации. Профессора неоднократно вымеряли их циркулями и всю их родословную расписали. А теперь карточки сменили. И знаете, кем они числятся? Они записаны как евреи. А?! Как евреи! Это зачем же? Из концентрационного лагеря для евреев в Блехамере привезли в партийную канцелярию документы, одежду с красными крестами на спинах и желтыми полосами. И столько комплектов в брезентовых мешках привезли, сколько в картотеке вместо лучших наци стало числиться евреев.

- Ну знаете, - сказал Вайс, - это же трусы, чтобы спасти свою шкуру, они на все идут.

- Да, - согласился Хакке, - на все. Сейчас осудили и приговорили к казни с десяток самых надежных из тех, кого я знаю. Пришел я на службу, стал их поносить - ну, как изменников. А мой начальник приказал мне заткнуться. Потом я двух этих "покойничков" в госпитале эсэсовском встретил в Ванзее - гуляют по парку в пижамах. Один только бороду отращивает, а у другого вся рожа забинтована после пластической операции.

Вайс, закинув ногу на ногу, сказал пренебрежительно:

- Вы наивны, Хакке. И, в сущности, не только недостаточно осведомлены, но, к сожалению, ваша горячность подтверждает, что на службе вам не доверяют. Вот и все.