Щит и меч

- Вы люди, и мы люди! - сказал военнопленный.

- А потом нас всех в Сибирь?

Пленный улыбнулся глянцевито блестящим от заживших ожогов лицом.

- Нет, - сказал он. - Нет. Ваш дом - ваша земля. Наш дом - наша земля. И всё. Мы не фашисты...

Генриху удалось переснять карту, хранящуюся у Вилли Шварцкопфа. Передавая снимки Иоганну, он сказал:

- Но я для фотографирования другую схему придумал. Оригинально. И вот получилось.

- Молодец! - одобрил Иоганн. И добавил: - Это у тебя, наверно, наследственное: изобретатель, в отца пошел.

- Как ты думаешь, - спросил Генрих, - если б отец был жив, как бы он отнесся к тому, что я стал советским разведчиком?

- Переживал бы, волновался, как и мой отец, - грустно сказал Иоганн. - И гордился бы сыном, как гордится и мой отец. - Пообещал: - Я тебя с ним обязательно познакомлю.

Но когда Иоганн доставил фотокопию карты профессору, оказалось, что названия пунктов, в которых расположены секретные базы для террористических групп, не совпадают с данными, добытыми из документов, хранившихся у Дитриха. Иоганн сказал растерянно:

- Значит, либо карта закодирована, либо документы. А может, и то и другое. И без ключа все это ни к чему.

- Вы только наполовину правы, - усмехнулся профессор. - Документы, которые показал вам Дитрих, действительно закодированы, поэтому он и позволил вам на них взглянуть. А карта - ключ к коду. Ничего, наши специалисты разберутся, - утешил он Вайса. - Не такие головоломки они решали. Все в порядке. - Положил руку на фотокопию карты, подумал немного. - В сущности, все это означает, что террористические акты, которые собирались провести уцелевшие фашисты, будут предотвращены. Мы спасем жизнь многим нашим солдатам и офицерам, а еще большему числу немцев - тех, которые будут строить новую Германию. Так что можете считать: вы и ваш друг Генрих Шварцкопф уже поработали на будущее немецкого народа. Кстати, вы не считаете нужным представить товарища Шварцкопфа к правительственной награде?

Иоганн просиял.

- Составьте шифровку, - деловито сказал профессор. - Она будет передана.

Несколько суток подряд Берлин подвергался непрерывным налетам авиации союзников. Возвращаясь на машине в одну из этих страшных ночей к себе на Бисмаркштрассе, Иоганн увидел Зубова. Тот медленно шел по улице, явно направляясь к месту, где располагалась секретная служба. Недопустимое нарушение конспирации! Зубов не имел права показываться не только на этой, но даже на близлежащих улицах.

Иоганн сбавил ход и, поравнявшись с Зубовым, приоткрыл дверцу машины.

- Садись!

Зубов, не здороваясь, покорно влез в машину.

Иоганн понесся на большой скорости, стремясь быстрее оказаться подальше от этого района. Он молчал, но весь кипел от злости. А Зубов вдруг прикрикнул:

- Куда гонишь? Сворачивай к моему дому! - И потребовал: - Быстрей! Потом махнул рукой. - А, теперь уже все равно... Спешить некуда.

- Ты что, пьян? - спросил Иоганн сквозь зубы. - От тебя перегаром несет.

- Может быть, и несет, - согласился Зубов.

- Значит, ты пьян?

- Хотел бы, не получается.

- Да что с тобой?

- Бригитта... - Зубов с трудом выговаривал слова. - Два дня была еще немного жива, а потом умерла. Ну, совсем умерла, понимаешь? Нет. Я сутки возле нее просидел. А потом больше не смог. То есть смог бы... Прошептал: - А ведь она, знаешь, не одна умерла - вместе с ребеночком. Еще бы два месяца, и у нас был бы сын или дочь. Она больше всего страдала не от того, что сама умирает, а от того, что ребеночек погибнет. Очень, понимаешь, хотела остаться живой, чтобы родить. Я ей приказывал: "Не ходи без меня на улицу, не ходи". А она: "Мне вредно не ходить". Осколок-то попал - ну всего как кусочек безопасной бритвы. Доктор вынул, бросил в посудину - даже и не заметно его совсем.

Подъехали к дому, поднялись в квартиру Зубова.

В первой комнате на столе в гробу лежала Бригитта.

Зубов спросил шепотом:

- Слушай, а нельзя ее спрятать, а потом увезти?

- Куда?

- Ну, к нам, домой... Понимаешь, я все думал, думал: как это сделать? Может, можно, а?

Лицо Зубова было бледно И Вайс решился на недопустимый поступок: позвонил профессору Штутгофу и попросил его сейчас же приехать.

Едва профессор вошел и увидел Зубова, как его суровое лицо смягчилось. Он сел рядом, внимательно, не перебивая, слушал, что бормочет Зубов, и во всем соглашался с ним. Потом достал шприц и сделал Зубову укол в руку. Тот как будто даже не заметил этого, но постепенно глаза его стали сонными, веки опустились, голова поникла.

Профессор попросил Вайса помочь ему перенести спящего Зубова на диван и сказал:

- Если глубокий сон не поможет и он не сумеет собрать себя в кулак, вам придется увезти его куда-нибудь. А еще лучше - скажите, что он предает нас всех.

Когда утром Вайс повторил Зубову эти слова, тот только молча кивнул в ответ.

И выдержал весь похоронный ритуал, а потом принимал соболезнования родственников и знакомых Бригитты.

Через день Вайс навестил Зубова. Судя по окуркам, разбросанным вокруг стула, он не вставал с места долго, - возможно, всю ночь и часть дня.

Зубов молча поднялся, взял с пола рюкзак, предложил:

- Пошли.

- Куда?