Щит и меч

Перед выходом из дома Вилли подошел к зеркалу и тщательно осмотрел себя, а потом как бы примерил несколько улыбок, выбирая, какую изобразить на лице, когда он будет приветствовать фюрера. Ожидая дядю, Генрих небрежно проглядывал бумаги у него на столе. На одной из них он прочел:

"Главному административному правлению СС.

Берлин - Лихтенфельде - Вест

Докладываю о том, что строительство крематория III закончено. Таким образом, все крематории, относительно которых был издан приказ, построены.

Производительность имеющихся теперь крематориев за с у т к и работы:

1) Старый крематорий I. 3х2 муфельных печей - 340 трупов.

2) Новый крематорий в лагере для военнопленных II. 5х3 муфельных печей - 1440 трупов.

3) Новый крематорий III. 5х3 муфельных печей - 1440 трупов.

4) Новый крематорий IV - 768 трупов.

5) Новый крематорий V - 768 трупов.

Итого: 4756 трупов в сутки".

К докладной был подколот счет фирмы "И. А. Топф и сыновья" (Эрфурт):

"Смета расходов:

Цена печи - 25 148 рейхсмарок, вес - 4637 кг. Цена указана франковагоны, отгружаемые со станции.

По доверенности "И. А. Топф и сыновья": Зендер, Эрдман, 50001/0211".

Протягивая Вилли эти бухгалтерские документы хозуправления СС, Генрих сказал:

- Ну что ж, скоро нам всем придется расплачиваться по этим счетам!

Вилли недовольно буркнул:

- Это старые бумаги, я приготовил их, чтобы уничтожить.

- Как улики? - спросил Генрих.

Вилли сказал хмуро:

- Я тут ни при чем. Мне приказывали, и я делал заказ, наблюдал за стройкой, платил деньги. - Добавил: - Я честный человек, и никто не посмеет упрекнуть меня, что я брал комиссионные с тех фирм, с которыми имел дело, хотя в коммерческом мире это принято.

- Так почему же вы решили уничтожить эти документы?

- Я еще подумаю, стоит ли. Пожалуй, они могут пригодиться в качестве характеристики моей добросовестности.

- А кому нужна будет такая характерстика?

- Знаешь, - сердито сказал Вилли, - что бы там ни было, фирмы и концерны, с которыми я имел дело, в любом случае не прекратят своего существования. Так было в прошлую мировую войну, надеюсь, то же будет и теперь. Значит, Вилли Шварцкопф может рассчитывать на должность управляющего в одной из тех фирм, с которыми он имел деловые контакты и при этом зарекомендовал себя с самой лучшей стороны.

- Вы верите в свое будущее, дядя?

- Да, конечно, пока западный мир остается таким, каким он был и до фюрера и каким будет после него. Когда окончится эта шумиха с победой над нами, западным державам придется раскошелиться, чтобы восстановить нашу мощь и снова нацелить ее против Советского Союза.

- Однако вы оптимист, и нервы у вас железные.

- Конечно, - самодовольно согласился Вилли. Хмыкнул презрительно: - Я не Лансдорф. Это он застрелился, как истеричка, когда кто-то из подчиненных доложил ему, что один из его любимцев - якобы советский разведчик.

- На кого же пало подозрение? - поинтересовался Генрих.

- Неизвестно. Лансдорф сжег все бумаги. Слишком уж он кичился своим недосягаемым, как ему казалось, для простых смертных мастерством читать в чужих душах. Готовил мемуары, где изобразил себя как звезду первой величины в германской разведывательной службе. И, наверно, не захотел, чтобы его мемуары оказались подпорченными. Вот и застрелился из авторского тщеславия и старческой болезненной мнительности.

- Значит, никакого советского разведчика не было?

- Конечно. Обычный донос незадачливого сотрудника, ревнующего к преуспевающему.

Пробираясь через развалины рейхсканцелярии в подземную казарму эсэсовской охраны, Шварцкопфы изрядно перепачкали свои парадные мундиры известью и битым кирпичом. В узком коридоре они сняли перчатки, затем прошли каменной лестницей через гараж и встали в медленно продвигающуюся очередь высших чинов рейха, прибывших приветствовать фюрера.

В длинной, как вагон, приемной с низким потолком и обнаженными бетонными стенами, под портретом Фридриха Великого, заключенным в золоченую раму, сидел в кресле Гитлер.

Ноги его, в широких брюках, были широко расставлены, словно он сползал с кресла и хотел удержаться на нем. Картофельного цвета, рыхлое лицо обвисло, оттягивая нижние веки. Волосы влажны и аккуратно расчесаны, как на покойнике.

Громадный, гориллообразный Кальтенбруннер стоял по левую руку от фюрера. Рядом с ним - низкорослый Борман. Его безгубая, с узкой щелью рта физиономия сохраняла прежнее надменное выражение.

Старший адъютант Гитлера, озабоченно склонившись, стоял справа и после каждого рукопожатия незаметно протирал ладонь фюрера ваткой, смоченной дезинфицирующей жидкостью.