Щит и меч. Книга вторая

В то время ведомство Геббельса запретило не только сообщать в печати о советской полярной экспедиции, но даже упоминать о Северном полюсе. И поэтому беспокойство немецких радиолюбителей, их бесчисленные запросы о том, успели ли снять папанинцев с разламывающейся льдины, были особенно трогательны и волнующи: ведь тайная полиция могла расправиться с каждым из них.

Вспомнил Иоганн и фашистское судилище, прогремевший на весь мир гордый, обличительный голос коммунизма — голос Георгия Димитрова. Миллионы советской молодежи готовы были также, как Димитров, вступить в схватку с фашизмом и, если понадобится, отдать свою жизнь, чтобы спасти человечество от коричневой чумы.

И Саша Белов тогда видел себя в мечтах одним из таких борцов за освобождение немецкого народа от тирании фашизма.

Стать разведчиком… Деятельность разведчика представлялась ему сплошным подвигом. Он и предполагать не мог, что это главным образом бесконечно терпеливая, осторожная работа, успешность которой зависит от тысячи повседневных мелочей. И что эти же мелочи могут привести его к гибели.

Ведь внимание врага способна привлечь и манера завязывания шнурков на ботинках и привычка машинально оказывать окружающим бескорыстные услуги. Никогда разведчик не должен забывать, что корыстолюбие, жажда личной наживы — лучшее и наиболее благонадежное свидетельство принадлежности к тому обществу, где каждый — за себя и никто — за всех.

Понадобилось время и время, чтобы понять во всей полноте, насколько твоя подлинная сущность, сущность советского человека, должна быть скрыта от окружающих, сведена до сурово ограниченного минимума.

Ничтожнейшее отклонение грозит разведчику гибелью. Чтобы действовать в стане врага, легенда разведчика должна обладать безукоризненной жизненностью, естественной подлинностью каждой скрупулезной детали. Малейшая уличенная подделка карается здесь смертью.

Вот почему Вайс не позволил себе долго предаваться радости и хранить на ладони тепло руки Тихона Лукича.

Нужно было подумать об Ольге. Кто она, почему выдает себя за другую, что задумала, какая опасность таится в ней?

Он должен все это выяснить, и выяснить с помощью взбалмошной старухи, сделать старуху баронессу своей разведчицей. Но чтобы баронесса стала послушным инструментом в его руках, она должна довериться Вайсу, как своему достойному соотечественнику. Мало того — поддержкой баронессы можно заручиться только в том случае, если удастся внушить, что все это принесет и ей лично какую-то реальную пользу, прибыток. Она не из тех, кто действует, побуждаемый одним только желанием оказать бескорыстную услугу кому-либо, пусть даже рейху.

Иоганн правильно угадал, что, гостеприимно принимая по просьбе абверовца русскую военнопленную, баронесса думала не столько об услуге немецкой разведке, сколько о собственной выгоде, о том, что дочь советского полковника сможет пригодиться ей самой. Кто знает, как все еще повернется… Баронесса была очень напугана поражением под Москвой.

Из этих же соображений она покровительствовала двум величественным старухам полькам, отпрыскам древнейшего княжеского рода, брошенным своими уехавшими в Англию родственниками.

Но кроме будущего политического капитала баронесса усердно и деловито заботилась о своей материальной обеспеченности в настоящем. И в этом ей оказывал максимальное, хотя и не бескорыстное, содействие имперский советник доктор Иоахим фон Клюге.

Уже в пожилом возрасте граф фон Клюге женился на знаменитой девице-пилоте, прельстившись не столько славой «воздушной валькирии рейха», сколько мощными рельефами ее фигуры. Девица эта, став женой имперского советника, быстро, с помощью своих нацистских поклонников, состряпала против мужа судебное обвинение в безнравственности и, разведясь на этом основании, отторгла большую часть его имущества. Но, испытывая некоторую жалость к бывшему своему супругу, разоренному ею, она с помощью тех же самых нацистских друзей устроила его на должность партийного чиновника.

Должность эта не очень хорошо оплачивалась, зато открывала перспективы для обогащения весьма своеобразными способами. У советника хватило ума воспользоваться ими, хотя много ума для этого и не требовалось.

Советник так излагал баронессе суть своей «работы»: