Щит и меч Венеры

— Ну ты же ревновала меня к этой Лизе!! Ну ревновала же, черт возьми!! Ты гайца на меня напустила! Ты из клетки с тигром меня спасла! Мы бежали с тобой, взявшись за руки, и взлетели на тот забор, словно у нас были крылья! Два крыла на двоих — одно у тебя, одно у меня! И после этого ты мне говоришь, что любишь своего Жуля?!! Скажи, он перетащил к тебе свои вещи только после того, как узнал, что ты официально признанная красавица?! Отвечай! Да?!

— Да. Но это не имеет никакого значения. Отдай телефон.

— На! — Он швырнул мобильник в меня. Я поймала его налету, развернулась и пошла в комнату за вещами.

— Не уходи, — жалобно попросил он за моей спиной голосом, в котором не было ни малейшей надежды на успех. — Не уходи!

Забрав с дивана сумку, я направилась к выходу, но вдруг услышала, что на кухне, надрываясь, кипит чайник. Если я не выключу газ, этот идиот, будучи в состоянии глубокого потрясения, спалит и квартиру, и дом.

Я зашла на кухню, сняла с плиты чайник, выключила газ. Дьяченко зашел за мной, встал в дверях, перекрывая мне путь. Он не учел одного — окно на кухне было открыто, а квартира находилась на первом этаже.

Я, не задумываясь, сиганула в окно.

— Ну как? — поинтересовался Дьяченко, свесившись с подоконника.

Я уже и без него поняла, что плохо.

— Бабушки из нашего дома считают, что лучшее средство от воров — это не решетки, а крапива под окнами. Уж они ее поливают! Уж они ее удобряют!!

— Жаль, что тебя Андрюшка не съел! — огрызнулась я, выбираясь из жгучих зарослей, которые поглотили меня почти целиком. Открытые участки тела медленно занимались жестоким огнем. Какой там глубокий пилинг! Детские игрушки по сравнению с крапивной ванной.

Чтобы сделать Щиту «приятное», я набрала Жуля. Он ответил сонным и вялым голосом:

— Да, Ася. Я звонил тебе десять минут назад, но ты не берешь трубку.

— Костя! Ты уже у меня?! Я еду к тебе, еду!! — Я говорила как можно громче, чтобы Дьяченко слышал меня на своей кухне.

— Басова, я у мамы. Лежу в кроватке, в глубоком обмороке. Мама после тюрьмы меня отмыла, откормила, отпоила, и спать уложила. Как там мои костюмчики? Надеюсь, ты на плечики их развесила?! А то помнутся!

— Повесила я твои костюмчики… — Окно на первом этаже со звоном захлопнулось. Надобность громко орать отпала. Щит обиделся. Ну и пусть! — Кость, мне так без тебя плохо! Меня сегодня чуть тигр не сожрал. — Я шла по темной пешеходной дорожке, все дальше отдаляясь от дома. — Кость, приезжай, я не могу без тебя…

— Где ты тигра нашла, Аська? — сонно поинтересовался Жуль.

— Приедешь, я все тебе расскажу.

— Ты издеваешься? Я ни рукой, ни ногой пошевелить не могу. Ася, я завтра приеду. Я такого натерпелся в этом изоляторе! Так провонял! Я натерся маминым лосьоном для тела, вылил на себя литр парфюма, задраил все окна и двери, надел беруши и… Никого не могу видеть. Завтра, все завтра.

— Завтра так завтра, — легко согласилась я. Он имел право говорить, что устал, провонял и не может никого видеть. Он имел это право, потому что без вины отсидел в изоляторе, потому что я не пустила его к себе той ночью, а на следующую — изменила ему.

— Костя, я люблю тебя. Я так рада, что ты позвонил! Я сегодня чуть не погибла и вдруг, словно заново поняла, как сильно тебя люблю! Не отвечай ничего, не надо. Я понимаю, как ты устал. Скажи только, где взять мышей для твоей Жизели?

— Что-о-о?!!

— В твоих чемоданах, кроме костюмов, рубашек, трусов и носков была змея в банке и портрет мамы. Портрет я пристроила на трюмо, а вот где взять мышей для Жизели, не знаю.

— Ты с ума сошла. Я до одури боюсь змей!

— Это твоя змея! Она подписана!

— Тигры, змеи… Ась, у тебя с головой все в порядке?

— Все у меня с головой в порядке! — Я все-таки заплакала, но не от обиды, нет, просто тело невыносимо жгло после крапивной «ванны».

Я нажала отбой. Пусть шеф отсыпается, пусть приходит в себя и вспоминает, откуда в его чемоданах появилась гадюка с красивым именем.

Ноги принесли меня на стоянку, где мы с Щитом бросили свои машины.

Я села за руль и помчалась по ночному городу.

* * *

Он сидел на лестнице и пил из алюминиевой банки джин-тоник. У его ног уже валялись три пустые точно такие же банки, и он допивал четвертую.

Я глазам своим не поверила, но яркое освещение лестничной клетки не давало мне ошибиться: возле моей квартиры сидел и пьянствовал следователь прокуратуры, Тимофей Федорович Педоренко.

— Вы?! — удивилась я.

— Я! — радостно отрапортовал Педоренко, вскочил и, вытянувшись в струнку, зачем-то отдал мне честь.

— Что вы тут делаете?! — Я уже поняла, что Педоренко пьян в стельку, как подросток, впервые дорвавшийся до джин-тоника.

— Я тут… вас дожидаюсь, — еле выговорил следователь прокуратуры. — Звонил, звонил, но никто не открыл, хотя… кто-то там во-о-о-озится! — Он погрозил мне пальцем. — Кто-то во-озится в вашей квартирке, а открывать не хочет. А почему? — Он стряхнул с плечей невидимые пылинки. — Я чистенький, симпатичный, и на лбу у меня не написано, что я прокурорский работник. А? Не написано? — Он пошатнулся и, послюнявив палец, сильно потер свой лоб.

— Уходите, — сказала я.