Щит императора

Довольно скоро я обнаружил, что достичь душевного равновесия Карриан мог и так, не прикасаясь ко мне. Для этого его требовалось лишь хорошенько измотать. И я делал это. Каждое утро, часа за два я доводил его своим молчанием до изнеможения. А звон клинков не прекращался даже тогда, когда Зиль напоминал, что подошло время завтрака или что в приемной уже собрались первые гости.

Естественно, даже этой уловки не всегда хватало, чтобы помочь императору пережить очередной день. С каждым днем мой перстень тяжелел все чаще, нагревался все дольше. А император, соответственно, выходил из себя все легче и быстрее. Казалось, бурлящая в перстне магия клокочет в нем, как кипящая лава. Она требовала выхода. Заставляла срываться по пустякам. Делала его опасным для простых смертных. И чаще всего — да-да, именно моими усилиями — она достигала ника как раз по утрам. В те самые предрассветные часы, когда большинство нормальных людей еще дрыхли, а мы уже остервенело бились в подвале за право жить и поступать так, как нам казалось правильным.

Во всем этом было два положительных момента.

Во-первых, спустя примерно месяц мучений его величество все же меня не удавил и к тому же начал более ответственно относиться к навязанному ему графику. То есть ближе к полуночи чаще всего оказывался в своих личных покоях. Старался до этого времени поужинать, переодеться и посетить уборную. В постель по свистку он, конечно, не отправлялся, но тащить его туда из кабинета было намного проще, чем волочь на себе из другого крыла, да еще так, чтобы нас не заметили. Выставлять его величество на посмешище я бы, разумеется, не рискнул — это уронит престиж императорского дома и империи в целом. Поэтому рамки приличий я не переступал и время от времени все же делал послабления. Скажем, не провоцировал у императора обморок в присутствии послов, именитых гостей, не мешал его величеству размышлять о высоком в сортире…

Оценил ли он мои усилия?

Скорее всего, нет. Ну да это уже не важно, ведь самого главного я добился — меня, по крайней мере, услышали.

Второй плюс заключался в том, что, выпустив копившееся с вечера бешенство, Карриан неизменно успокаивался и дальше с ним можно было иметь дело. Но, как я уже сказал, иногда простого поединка для этого не хватало, и тогда мне приходилось хитрить, сперва доведя его непримиримое величество до белого каления, а потом дав возможность пустить мне кровь.

Как ни странно, но вид моей крови действовал на него отрезвляюще. Всегда. В каком бы состоянии он ни находился. Казалось бы, обычная царапина, разбитая бровь, сломанный нос или, в особо тяжелых случаях, рассеченная лезвием кожа — каждый раз император при виде крови впадал в непродолжительный ступор, словно никогда ее раньше не видел. Потом бросал оружие. Отворачивался. И надолго исчезал в душевой, после которой возвращался уже вполне вменяемым, уравновешенным и почти нормальным человеком.

Не знаю. Может, кто-то скажет, что это идиотизм — пытаться таким способом вернуть мужчине душевное равновесие. Но за столько времени другого варианта я не нашел. Магия целителей так и оставалась ему недоступна. Рассказать о перстне я не мог. О том, что происходит с самим императором, мы могли лишь догадываться. Да что я? Даже Тизару Карриан ничего на эту тему не говорил. Никто, даже Зиль и Арх, понятия не имели, что происходит. Он ни с кем не делился. Никогда и ни у кого не просил помощи. Однако приготовления к свадьбе, которые начались после того, как из храма пришла радостная весть, велел отменить. Поиски, правда, прекратить не приказывал и с поражением не смирился. Просто, как мне показалось, потерял к «невестушке» былой интерес, но к эмоциям все же прислушивался. И я не раз замечал, как после особенно долгого поединка у императора менялось выражение глаз. Становилось каким-то болезненным, на грани отчаяния. Всего на миг, после чего его лицо снова превращалось в маску. Вот только каждый раз после этого мучительно стыдно становилось именно мне. Ведь это из-за моей глупости он терял над собой контроль. И по моей вине все в его жизни пошло наперекосяк.

Быть может, еще и поэтому я старался во всем, что не касалось здоровья и жизни, не ущемлять его самолюбие. Делал все, чтобы лишний раз не показываться ему на глаза. Вечерами, усыпив повелителя, помогал Зилю составлять расписание на ближайшую неделю и раскидывать встречи так, чтобы Карриан поменьше утомлялся. Я добыл переговорные амулеты абсолютно для всех важных гостей императора. Составил до конца картотеку. Поставил на кабинет и личные покои императора дополнительную защиту. Всего за месяц оборудовал весь дворец «камерами» и «прослушкой», выведя самые важные «провода» на свое рабочее место между книжными шкафами и продублировав их в склепе.

С господином Годри отношения я тоже наладил. Поняв, что кроме благополучия императора меня ничто не интересует, он все же дал официальный допуск во дворец. С этого времени ни один страж больше не имел права меня задерживать, даже если на столицу упадет метеорит или пройдет слух, что в Орне свирепствует чума.