Комиссия молчит какое-то время, но потом обсуждение всё же продолжается.
— Ты понимаешь, Аркадий, что теперь тебя отчислят? — нахмурившись, спросил, или скорее констатировал большой толстый мужик, по всей видимости бывший здесь главным.
Я пожал плечами. Открывать рот когда даже не знаешь имен тех с кем говоришь, это совсем не хорошо, тем более когда есть риск нарваться на куда большие неприятности.
— Готовить приказ об отчислении? — тут же подскочила одна из присутствовавших дам, широкозадая брюнетка в коротком платье, вероятно исполняющая роль секретаря.
Большой мужик покосился на неё недовольно, будто она не повторила то, что только что произнёс он сам, а выдала какую-то совсем левую ересь.
— Аркадий, — не удостоив даму ответом, он повернулся ко мне, — Подожди за дверью, я позову тебя когда мы примем решение.
Разумеется, спорить я не стал, и послушно вышел в коридор, но от двери далеко не отошел. Сначала так прислушался, но кроме неразборчивого бухтения ничего не услышал, огляделся — никого нет, звонок ещё не прозвенел, и уже не таясь, прижался ухом к двери.
— Да всё я понимаю, Тамара Петровна — говорил главный, — мне уже и из министерства звонили на счёт этого происшествия, и из управы… Но и вы меня поймите, не могу я подписать приказ, ведь там, ТАМ! — выделил он, — меня просто не поймут!
— Да что такого в этом Филатове? Что вы с ним как курица с яйцом? Или он какой-то особенный? — возмутился кто-то из тех, чьего голоса я пока не слышал.
— А вы не знаете? — уже спокойнее произнёс главный.
— Знаю. Поэтому и говорю! — ответили ему.
— Тогда я вас не понимаю. Ведь даже если парнишка изгой, для нас это ничего не меняет!
— Ну и что вы предлагаете?
— Ничего. Скоро экзамены, потом выпуск, пусть сдаёт и валит на все четыре стороны. Главное, чтобы сдал нормально, а то ещё и объяснять придётся почему мы его так плохо научили…
— Сдаст. — заговорила математичка. — Не знаю как, но он умудрился освоить весь школьный курс, и даже немного ушёл вперёд. Причём освоил так, что дай бог каждому!
— Но постойте, что я скажу Тихомировым и Иванниковым? — взвизгнула «секретарь».
— Как есть, так и говорите, хотят, пусть сами разбираются, если осилят. А пока всё, собрание закончено! — объявил главный, и я едва успел отскочить от двери, как она распахнулась.
Первым вышел толстяк, увидев меня, он насупился, погрозил пальцем, и пробурчав что-то вроде «больше так не делай», двинулся к лестнице.
Следом потянулись женщины, но они совсем не обратили на меня внимания, и лишь математичка сказала чтобы я не торчал тут и шёл на урок, исключение откладывается на неопределенный срок.
— А на будущее, — легонько постучала она себя по лбу, — включай голову, и не допускай таких ошибок. Это здесь деревня, а в высшей школе тебе подобные выходки никто не простит. Сечёшь?
Конечно, я и сам понимал что выступил не ко времени, но задним числом мы все умны. Теперь-то уж поздно каяться.
А вот на уроке меня не ждали.
— Филатов? — когда постучав, я приоткрыл дверь, удивилась стоящая у доски учительница.
Высокого роста — из-за каблуков, в коротком платье, едва вмещающемся в рамки хоть какого-то приличия, красавицей она не была, но во всю к этому стремилась. Брови, губы, волосы — всё явно искусственное, по отдельности, наверное, красиво, но вместе смотрится очень неестественно.
— Да, это я. Можно пройти?
Женщина нахмурилась и некстати спросила,
— Ты за вещами?
Видимо весть о моём проступке и вызове на комиссию успела облететь всю школу, ну а дальше люди уже домыслили. Раз сотворил такое, должен вылететь с треском.
— Нет, учиться. — отвечаю, и не моргнув глазом, прохожу к своей парте в первом ряду.
— Филатов… У тебя точно всё нормально? — недоверчиво повторяет учительница, но я только пожимаю плечами и она выходит из класса.
— Проверять пошла. — ухмыляется Эдик, спрашивая уже шёпотом, — что там было, на комиссии?
— Да ничего. — так же шёпотом отвечаю я, но в наступившей тишине мой голос прекрасно слышен, и достигает почти всех «развесивших» уши одноклассников. — Пожурили немного, мол зачем убогих обижаю, да и отпустили.
— Круто!.. А мы думали ты всё, не придёшь больше. — Восхитился Эдик.
Дальше поговорить нам не дали, преподаватель вернулась, и как ни в чем не бывало продолжила урок, называвшийся «геометрия жизнедеятельности». Несмотря на название, к геометрии, как науке, он имел весьма посредственное отношение, поэтому я не сразу понял о чём вообще идёт речь. Благо экзамена по нему не было, а заработанные моим предшественником оценки давали возможность расслабиться.
— Слушай, а где Ирка? — спросил я у Эдика, когда урок закончился и мы вышли из класса.
— Так на учёбе, у них сегодня семь уроков, если я ничего не перепутал…
Забывая про мою амнезию, говорил Эдик не всегда понятные мне вещи, но суть я уловил — будучи дочерью какого-то влиятельного типа, Ирина училась в «А» классе вместе с другими детьми влиятельных людей, и увидеть её можно лишь после занятий.