Щит Королевы

Сцена у постели Вьорка оставила у меня примерно такое же ощущение, какое бывает, когда касаешься трухлявого гриба. Ощущение разочарования. Обмана.

Фиона-спасительница! Я невольно хмыкнул.

Вьорку зачем-то понадобилось приписать свое спасение именно ей. И Крадир, а главное, Беххарт его в этом поддержали. Подозреваю, вопреки желаниям Терлеста (впрочем, надеюсь, ближайшие пару сотен лет его желания мало кого будут волновать, кроме гномов его клана).

Но Фиона – что заставило ее согласиться на ложь?! Почему было честно не сказать, кому пришла в голову идея избавить короля от гвизармы? Гномы, конечно, тщеславны, но это не мешает нам радоваться успехам других.

Вчера я спросил об этом Даларха, но брат был обескуражен не меньше меня. Клялся, что в комнате с Вьорком не осталось никого – иначе Щитам и в голову не пришло бы покинуть короля в такой момент.

Горы равнодушно смотрели на маленькое черное пятнышко на одном из белоснежных склонов, любуясь собой и позволяя ему ими любоваться. А я, щуря слезящиеся от невыносимо яркого снега глаза, старался на них не смотреть.

И заметил далеко в небе… Или я – старая грелка моего прадедушки, или это эльф на крылатом льве! Над территорией Ольтании!

Надо будет сказать Веденекосу. До Тильяса слишком далеко – оттуда эльфа наверняка не увидят. А пограничной стражи на пути в Хорверк люди не держат.

Люди…

Да, за то, что он сохранил Фионе мужа, я Крондорна так и не поблагодарил. Но я не очень умею и уж точно очень не люблю быть неискренним. К тому же отец уверяет, что у меня на лице написано все, что я хочу скрыть, и еще чуть-чуть.

Вьорк остался жив. Умерла Фиона.

Нет, что я говорю, она, конечно, жива-здорова, носится по Хорверку, принимает поздравления… Но та, которую я впервые увидел у самых Врат Хорверка, умерла.

Не изменилась, это было бы неудивительно: осознание того, что смерть здесь, совсем рядом, стоит лишь коснуться ее рукой, не проходит бесследно. Но стала другой: взрослее, серьезнее, задумчивее. И вряд ли мы еще будем играть с ней в Саду.

Или я просто не привык, чтобы девочка так быстро, сразу, мгновенно превращалась в девушку?

Лев улетел, глаза с непривычки слизились. Чаще всего я выбираюсь на поверхность по ночам, когда луна превращает горные кряжи в бесконечную заснеженную дорогу, ниспадающую в море далеко на юге.

Обратный путь показался мне не короче, как это обычно бывает, а намного длиннее. Ноги не шли. И я осознал, что совсем не тороплюсь увидеть ту, которая присвоила себе право называться Фионой.

Моей королевой.

Зайдя в ее покои, я кивнул Стради, под тяжестью которого уже который час кряхтела стоящая у входа кушетка: мы решили, что, пока все не утрясется, один из Щитов не станет снимать боевого облачения.

– Королева у себя?

– В детской. Болтает о чем-то с Гвальдом.

Стради продолжил чистить кинжалом ногти – вчера Фиона, набравшись смелости, все же сказала ему, что землекоп от придворного отличается не только мечом на перевязи. Откровенно говоря, здесь я был не на ее стороне: привычка валяться по часу в горячей ванне, листая какой-нибудь привезенный с ее родины роман, – не то, что Стради стоило бы позаимствовать. К тому же представить себе его с романом в руках не легче, чем Вьорка – подметающим Чертог.

Дверь детской была приоткрыта. Вообще-то это, конечно, кабинет, но мы уж так, между собой…

– Люблю – не люблю, какая разница!

Фиона почти выкрикнула эти слова. Я остановился.

Из того, что Фиона рассказывала о нравах королевского двора, я с трудом уразумел, что люди находят какое-то совершенно извращенное удовольствие в том, чтобы стараться проводить ночи не с теми, с кем их сочетали законным браком. Однако постичь смысл этого я до конца так и не смог. Если я хочу съесть горсть зеноргов, то я и ем зенорги, а не подношу их ко рту, а другой рукой суетливо закидываю в себя краюху хлеба.

С королями еще более или менее ясно. Но именно короли этим не злоупотребляли: опасались бастардов.

– Стоило ли тогда идти на поводу у желаний короля? – Голос Гвальда был холоден.

Я замер.

Дурацкая ситуация. Удалиться на цыпочках на глазах у изумленного Стради было бы, скорее всего, самым верным, но отнюдь не самым удачным решением.

Войти и помешать их разговору? Особенно при том, что Гвальд – мой друг?

– Ну пойми же, я не могла поступить иначе! – Фиона чуть не плакала.

Мне стало не по себе.

Конечно, я не предполагал, что Фиона вышла замуж по любви. Однако все же надеялся, что со временем любовь придет: проросшая из симпатии и уважения, лишенная очарования страсти, но прочная и глубокая.

– Как ты не понимаешь: подчиняясь королю, ты предаешь себя!

Я никогда не слышал, чтобы Гвальд говорил с Фионой таким тоном.

Внутри появился жесткий холодный комок. В висках мерзко застучало – я даже оперся рукой о стену.

– Он послал за мной, едва пришел в себя. Как же я могла ему отказать!

А ведь действительно: она провела с ним две ночи…

Хватит! Я почувствовал, что если сейчас не сделаю хоть что-нибудь…

Я попробовал широко улыбнуться. Кажется, получилось.

Придав лицу самое беспечное выражение, на которое был способен, я громко постучал.

– Входи.