Учитывая степень разрухи, возможно, им придётся проделать это человеческими способами — во всяком случае, отчасти. То есть, им придётся проводить анализ и поиски, основываясь на химических отпечатках и других физических параметрах взрыва. Взрывчатые вещества имели свойство стирать отпечатки
Пока Ревик осматривался по сторонам, до него дошло кое-что ещё.
— Это началось не здесь, — он машинально заговорил по-английски. Повернулся к Балидору и переключился на прекси.
— Есть доказательства, что это может быть вторичным местом?
Балидор бросил на него странный взгляд.
— Да.
— Ты можешь показать мне?
Балидор жестом показал Ревику следовать за ним и отошёл от края кратера. Он повёл их через разрушенное поле, прокладывая путь между расколотых камней, раскуроченной земли и частей тел, фрагментов костей и черепов. Последние были такими маленькими, что Ревик не позволял себе слишком присматриваться к ним.
Вместо этого он смотрел только вперёд, на дальнюю из трёх каменных башен, которые выстояли после взрыва.
Балидор показал на две другие башни по очереди.
— Тренировочные камеры. Немногие из старших детей выжили там. Стандартный протокол предписывал переводить их внутрь, как только они становились пригодны для продажи. То есть, вырастали достаточно, чтобы сойти за человека, добивались прогресса в обучении, становились достаточно умелыми, чтобы попасть хотя бы на торги среднего класса. Это защищало их от перспективы быть украденными местными бандитами. Туда же они приводили лучших покупателей… которым хватало связей, чтобы миновать аукционы и покупать оптом.
Ревик кивнул, показывая, что он знаком с такими вещами.
Балидор показал на другую башню.
— Жилье для сотрудников.
Ревик продолжал фокусироваться на третьей башне, к которой Балидор направлялся почти по прямой.
В сравнении с двумя другими она казалась мёртвой. В окнах не было стёкол, и Ревик не видел внутри света, никаких признаков, что её обновляли с тех пор, как какой-то полководец построил её сотни лет назад. Тяжёлая дверь из дерева и железа выглядела почти так, словно стояла тут с самой даты возведения постройки. На ней имелся замок, ныне сломанный и напоминавший что-то с нижних уровней выставки Лондонского Тауэра.
Ревик осознал, что замедляет шаг по мере приближения к входу.
Балидор заметил и подстроился под его темп.
— Да, — мрачно произнёс он. — Ты тоже это чувствуешь.
Он показал на сломанную дверь.
— Мы поначалу думали, что эта часть была заброшена. Старый дисциплинарный центр. Возможно, даже комната пыток, оставшаяся после какого-нибудь особенно деспотичного человеческого монарха. Отпечатки здесь мощные… но их почти невозможно определить. Потом мы подумали, что тот, кто это сделал, наверное, воздвиг какое-то Барьерное поле. Чтобы прикрыть свои следы, стереть улики и все такое. Но конструкция, которую мы здесь нашли, намного старше. Ближе к столетней давности.
Балидор вновь жестом показал на зияющий дверной проем.
— Двое из моих людей заходили внутрь, — добавил он. — Они сказали, что там ещё хуже. Но отпечатки все равно древнее. Как и конструкция… или то, что от неё осталось. Они сумели определить, что это было изначальное место взрыва, как ты и сказал. Но больше ничего.
Он покосился на Ревика, и в его глазах промелькнуло удивление.
Он поймал молодого мужчину за руку и всмотрелся в его лицо.
— Ты в порядке?
Ревик слегка качнул головой.
— Я хочу зайти внутрь.
— Ты уверен, брат? Ты белый как полотно.
— Со мной все будет хорошо, — Ревик выдернул руку и вновь направился через двор, пока не очутился почти возле двери башни.
— Будь осторожен, — крикнул Балидор ему вслед. — Там все обрывается практически без предупреждения.
Обернувшись назад, Ревик увидел, что лидер Адипана остался на прежнем месте. Подняв руку в знак того, что услышал, он поколебался всего на секунду, затем схватил один из факелов, горевших возле проломленного дверного проёма.
Сделав вдох и инстинктивно закрыв свой свет щитами, Ревик вошёл в каменный холл.
Аккуратно ступая по разбитым каменным плитам, он направился по единственному доступному пути — лестнице, врезанной прямо в почерневший от пламени камень. Держа факел перед собой, он спускался по одной ступеньке за раз, подавляя усиливавшееся чувство тесноты в груди и горле.
Он всегда страдал от лёгкой клаустрофобии.
От кромешной темноты коридора в сочетании с отпечатками, все ещё исходившими от стен, становилось трудно дышать. Ревик попытался уцепиться за отпечатки, понять их источник… но он уловил лишь ещё больше ощущений. Пульсирующая, тошнотворная боль, напоминавшая худшую тошноту разделения… такая искажённая и сломленная депривацией, что она превратилась в нечто совершенно иное.
Ревик мог бы и вовсе не узнать это чувство, если бы он сам не был погребён в боли разделения больше года. Она комбинировалась с его собственными проблемами, искажала его потребность в нечто, что вызывало у него желание умереть — буквально.
Он осознал, что тянется к Элли…
И остановил себя.
Сделав ещё один вздох, Ревик притянул свой свет ближе к телу.