Щит на вратах

— Во дает! — «Отроки»-гриди — Кайша и Хотовид — восхищенно переглянулись. Вообще-то, им запрещалось посещать подобные заведения. Впрочем, оба до последнего времени и не подозревали, что они существуют. Где уж им было видеть такое в диких лесах меж Днепром и Десною, в далекой земле радимичей — племени легендарного Радима. Да и здесь, в Киеве, куда парни попали всего год назад, после того как весь род их вымер от лихорадки, не очень-то были они избалованы развлечениями. Воевода Вятша — он-то и принял отроков в младшую дружину с подачи земляка, десятника Твора, — не раз предупреждал: сначала служба, а уж потом все остальное. Парни старались, служили честно, ничем себя не позорили.

Бывает, конечно, и забудут кольчугу почистить, появится кое-где ржавина, так у кого ее не было? У десятника Твора и то замечались на рубахе коричневые потеки, особенно когда дождь. Жили ребята в «отроковицкой» — большом, длинном бараке, вместе со всеми остальными гридями-«детскими». Дисциплину воевода Вятша держал суровую — с заходом солнца ложились, с первыми петухами вставали, свободное от несения службы время проводили в упорных тренировках — учились владеть мечом, копьем, секирою, метко стрелять из лука, метать дротики, без устали скакать на коне. И еще — самое сложное — грамоте да языкам. Вятша требовал, чтоб каждый из гридей умел понять хотя бы несколько общеупотребительных фраз по-варяжски, по-хазарски, по-гречески — тут Ждана в пример приводил, хоть в чем-то… А то ведь кое-кому труднехонько было выучить, вот увалень Хотовид, как ни старался, мало что запоминал, да так до сих пор и полагал, что Миклагард, Царьград и Константинополь — три разных города, Миклагард — варяжский, Константинополь — ромейский, а Царьград — ясно — словенский. Посмеивались над ним остальные отроки, но за глаза — силенкой Хотовида не обидели боги, не смотри, что пятнадцать лет, — на все двадцать выглядел — здоровенный, осанистый, руки — что грабли, картофелиной нос, на подбородке светлая бороденка кудрявится. Пусть из лука не очень хорошо пока бил Хотовид, да зато мечом мог махать без устатку, а лучше — палицей. Характер имел добродушный, но если уж обидит кто, тогда держись, спуску не будет. Дружок его — Кайша — прямая противоположность. Худенький проныра, этакий живчик, глазенки карие, хитрые, волосы растрепанные, будто копна сухой соломы. Мечом не очень ловко орудовал, уставал быстро, тем более — палицей, зато стрелы метал — залюбуешься — одна к одной. И быстро так это у него получалось, словно не одну стрелу на тетиву клал, а сразу десяток. Кайша и сманил Хотовида к ромеям. Было у них на краю Подола постоялое заведеньице. А с чего все началось? С девицы. С этой вот самой танцовщицы. День уже к вечеру клонился, стоял себе Кайша, как обычно, на дальней башне Детинца, фантазировал. Головой-то крутить лень было, накрутился за день, хоть и вид вокруг открывался — красотища! Позади — княжий двор, за ним Подол, Щековица — ну, их плоховато видно, зато слева — широкая синяя лента — Днепр, справа — леса бескрайние, а впереди, сколько хватало глаз, засеянные житом поля с еле видными из-за дальности букашками-смердами. Меж полями, взбираясь на вершины холмов и спускаясь в лощины, бежала, извиваясь, дорога, проходя мимо опоясывавшего весь Детинец рва, почти по самому краю. По дороге, в обе стороны, шли возы, запряженные медлительными, но сильными волами. В город везли сено, дичь, первые овощи — огурцы, редьку, репу. Обратно возы чаще всего возвращались пустыми, а что уж там спрятано в сумах возчиков — серебро иль подарки родичам, — того было не видно. Кайша давно уже научился примечать возы — воевода любил интересоваться, сколько их проехало в город да сколько из города. Не ответишь правильно — будешь потом лишние круги бегать в полном вооружении: в шлеме, кольчуге, со щитом за спиною. Потому и примечал все молодой воин. Только примечал так, машинально, мысли-то его далеко были. Мнилось Кайше, будто бы он славный, умудренный боями воин. Будто бы возвращается он из дальнего похода, едет на вороном коне рядом с князем, на плечах трофей — синий ромейский плащ, у пояса — меч в золоченых ножнах, подарок князя за проявленную в боях доблесть. Голова перевязана кровавой тряпицей — не зря, не зря князь пожаловал меч, воин бился достойно, едва не погиб во славу родной земли, но вот справился с десятком врагов, выжил. Сидит в седле, посматривает вокруг гордо. А вдоль дороги — девы распрекрасные, в одних тонких льняных рубашках. Всякие — чернявые, беленькие, златовласые. И все, как одна, машут руками: «Кайша! Кайша!» — а Кайше не до них, знает, ждет его в Киеве самая лучшая в мире красавица, Кайша еще не придумал какая. Может быть, смуглянка черноокая, с волосами как смоль, а может, белокожая златовласка с глазами — лиловыми колокольчиками. И еще, быть может…