Щит на вратах

— Ты как злой дух… Все в порядке?

— В порядке.

— Ну, сторожи, сторожи. Я доложу хозяину.

Он скрылся в доме. Князь замер в ожидании. Светало. Времени оставалось мало.

— Ну, все. — Сириец приземлился на ноги мягко, как кошка. Вытер об желтую траву окровавленное лезвие кинжала. — А у него на крыше уже и лук был приготовлен, и стрелы. Странные такие наконечники, кажется отравленные. Ну что, идем? Или потрясем хозяев?

— Нет времени.

— Ты прав.

— Погоди, я сейчас… — Хельги на цыпочках пробрался в дом, гадая, попадется ли ему на пути Филофей. Нет, не попался, его счастье. Князь толкнул ногой дверь.

— Агния!

Двое воинов и девушка покинули зловещий особняк и что есть духу припустили прочь, пока не выбрались к стене Константина. Вслед им лаяли собачки, а где-то совсем рядом, на улицах, уже призывно кричали лепешечники и водоносы. Начинался день.

— Ну, мне в гавань Феодосия, — прощаясь, усмехнулся сириец и посмотрел на девушку: — Тебе куда, черноглазка?

— Не знаю, — поникла та головой. — Я ведь сирота…

— Тогда давай со мной в Антиохию. Будешь помогать моей бабке печь на продажу лепешки. Справишься?

— Справлюсь, — сквозь слезы улыбнулась девушка. — Я умелая. Но… вдруг нас найдут, поймают?

— Не найдут, — успокоил Хельги. — Мы ведь нездешние, у нас нет ни родичей, ни дома. Шляемся, где придется, не люди, а так, изгои — перекати-поле.

— Перекати-поле, — уже по-настоящему улыбаясь, повторила Агния.

Глава 13 БРАТСТВО СЕРЕБРЯНЫХ ЗЕРКАЛ Осень 873 г. Константинополь

Ты ведь не часто бываешь на скачках, Майк? — спросил я.

— Нет. Я уже давно не был на ипподроме.

— А почему ты перестал ходить?

— Не знаю, — ответил Майк. — Впрочем, знаю. Если зрелище захватывает тебя только из-за денег, значит, на него не стоит смотреть.

Эрнест Хемингуэй. «Праздник, который всегда с тобой»

Слухи о произошедших в вертепе событиях по городу практически не распространились. Те, кто знал, помалкивали, какой смысл им было молоть языками? Ну, убили привратника — и черт с ним, ну, сбежали стражники с девкой, так ничего, попадутся еще. А не попадутся, так… Вообще-то, конечно, эпарх с Овидием не хотели бы оставлять дерзкий побег безнаказанным, но вполне отдавали себе отчет в том, что перспектива поиска беглецов может оказаться крайне неэффективной. Они ведь беглецы, без корней, приезжие — изгои. Поди-ка угадай, куда им захочется податься — у беглеца сто дорог. И специально ведь таких набирали, чтоб, ежели что… Вот теперь кусали локти — за что боролись, на то и напоролись.

Хельги тоже понимал, что гоняться за ним вряд ли будут, а если и будут, так вряд ли найдут, для этого Константинополь слишком уж большой город. Потому, ничуть не чувствуя себя шарахающимся от каждого куста беглецом, быстренько организовал пригляд за вертепом. Поступил хитро — посадил гридей не у самого притона, а чуть дальше, на людных улицах, кои, ежели выбраться из вертепа, уж никак не минуешь. Таким образом, десятник Твор превратился в точильщика ножей, а остальные — кто в кого, Ждан так вообще в водоноса. Правда, в тот же день пришлось за него заплатить местным татям — Твор тут же развел вопрос, было ему дано от князя такое право. Так и сидели ребята вокруг притона, присматривались — а не проедет ли какой паланкин или повозка, не пройдут ли стайкой закутанные в покрывало девы? Вот и кричали ребята вызубренные на греческом фразы:

— Точу-у-у ножи, точу-у-у…

— Господин, напиться не хочешь ли?

— Рыба, свежая рыба, вкусная — пальчики оближешь!

— Лепешки, пышные, сладкие!

— Водица прохладная, пей не хочу!

— Лепешки, лепешки!

— Точу-у ножи, точу-у-у…

Пока кричали зря. То ли сами чего прошляпили, а скорее всего, затаились пока хозяева вертепа, сидели смирно. Как там обстояли дела во дворце, что предпринимали уязвленные чиновники — префект Никандр с таможенником Овидием Тселлом, — Хельги пока не знал, но полагал, что очень скоро узнает, — с утра уже поспешал на встречу с Диомидом. И про чиновников хотелось его расспросить, и про вертеп, и про ведьму, как-то связанную с паракимоменом Экзархом, комитом финансов.