Щит научной веры (сборник)

Джордано Бруно, сожженный инквизицией, как еретик, в 1600 году, довольно близко к духу Демокрита и, следовательно, моему, выражает взгляды на мир и Первопричину. Дальше Декартовского дуализма идет чистый спиритуализм Лейбница. Он отличается от моего материализма в сущности только большою сложностью своих монад. Сделайте монаду Лейбница элементарной и пассивной (научным атомом) и получится мой мир, состоящий из материальных, бесконечно малых и чувствующих точек материи, или духов материи (сущность материи).

Монады Лейбница тоже составляют мир. Тело всякого существа составлено из них же; но по Лейбницу монады различны, обладают способностью мышления и развития в самой разнообразной степени. То, что я приписываю устройству тела живого или мертвого, то придает Лейбниц своим монадам. Как глубокий ученый, он уже в то отдаленное время видел связь между психическими явлениями и физическими, т. е. между душевными свойствами и устройством тела, но считал это совпадение волею бога, предустановленную гармонией.

Мне эта гипотеза кажется излишней и сложной. Я иду от простого: от материальной точки, обладающей простыми и ясными механическими свойствами. Лейбниц же начинает с монады: странной, непонятной, бесконечно-сложной, проявляющей неизвестно почему мыслительную силу. У Лейбница одна из совершеннейших монад составляет Первопричину, т. е. бога. Но он приписывает ей особые свойства: неизменяемости и недостижимости для других монад. Последние могут только совершенствоваться, но никогда не могут дорасти в этом до божественной монады (т. е. бога). Этот величайший мыслитель, очевидно, был связан средневековой религией и угрозою инквизиции, которая тогда еще не вполне потеряла свою силу.

Мой взгляд отличается от спиритуализма Лейбница только бесконечной простотой моих монад и есть также спиритуализм, только упрощенный, который принято называть панпсихизмом и который непоследовательно отвергается материалистами.

Некоторое отношение к Лейбницу своим чистым спиритуализмом имеет Шопенгауэр, который наделяет мир волей и желанием – не как продуктом сложного строения животных и человека, а как первоосновою космоса. В этом он прав, но его пессимистические выводы, основанные на земных явлениях, неверны: воля Вселенной – в общем совершенная и добрая.

Интересен чисто механический взгляд на вселенную Декарта. Однако он не решается наделить материю пассивной способностью чувствовать приятное и неприятное, но представляет это только человеческой душе – особой монаде, вроде монады Лейбница. По воззрению Декарта активную роль играют только человеческие души, мир же животных – это машины, автоматы, не чувствующие радостей и горестей бытия.

Еще дальше зашли философы, отрицающие все, кроме самих себя, своей души и психики. Таковы солипсисты (солипсизм). Для них ничего вне их не существует, все остальное – игра их воображения, сон, который рассеивается при пробуждении. Все страдания и радости живых существ для них одна фантазия, как для нас сновидение с его персонажами, с их действиями и чувствами. Такое миропонимание возможно и не безумно, но так мало вероятно, что моя философия его без колебания отрицает. Опровергнуть все же его нельзя.

По взгляду на ценность земной жизни я не оптимист, как Лейбниц, ни пессимист, как Шопенгауэр и Гартман. Мне кажется, пока, и только в применении к миру земных животных, что сумма счастья ни больше, ни меньше суммы горестей.

Но и это я не считаю достоверным. Цель жизни – решить эти и другие вопросы. Если не решим мы, то решат наши потомки. А для этого надо жить и поддерживать высшую органическую жизнь.

В этом мы сходимся с пессимистами. Но они целью прогресса считают, в конце концов, ловкое и совершенное уничтожение всякой жизни, а я, наоборот, вечное ее продолжение, ради знания и господства над миром. Итак, наши конечные цели прямо противоположны.

Уничтожение жизни невозможно. Если бы человечеству, хотя бы со временем, и удался план Шопенгауэра, то убитая жизнь возникла бы опять и обрекла бы духи (атомы) на долгое животное, мучительное и несознательное существование. Оно потом превратилось бы в сознательное, так как возникли бы более совершенные человекоподобные формы. Что же в результате?! – Опять прогресс, опять Шопенгауэровское разрушение! Но ведь оно будет повторяться вечно. Это – вращение колеса, которое будет бесконечною мукой для духов (атомов)! Кроме того, – что значит жизнь земных существ! Ведь она составляет каплю в море. Духи Земли принимают участие в жизни всей Вселенной. А так как живых миров в ней целая бесконечность, то уничтожение в жизни на Земле ничего не значит и не уничтожит еще общей жизни космоса. Жизнь духов Земли перейдет на другие планеты и там воспримет существование. И, наоборот, от космоса жизнь перейдет к пустынной земле.

Избежать этого невозможно. Итак, нельзя погасить жизнь навсегда ни на Земле, ни тем более во всей бесконечной Вселенной. А если нельзя ее погасить, то лучше ее усовершенствовать или хоть сделать сносной, – во всяком случае, управлять ею, господствовать над ней.