Если судить лишь о массе частичек эфира, считая атомную плотность всех веществ одинаковой, то диаметр эфирного атома в 10 тысяч раз будет меньше диаметра молекулы воздуха и в 300 раз меньше поперечника электрона. Диаметр электрона в 30 раз меньше поперечника молекулы воздуха.
Атомы эфира будут, как песчинки, электрона – как вишни, а молекулы воздуха – как шары с полусаженным диаметром. Эти самые крупные группы составлены (по массе) из многих тысяч вращающихся электронов – вишен.
В твердом и жидком теле большие группы чуть не касаются друг друга. Атомы эфира хоть и редки, но постоянно натыкаются на вращающиеся электроны и получают от них то ускорения, то замедления – в самых разнообразных направлениях.
Между двумя атомами эфира расстояние равно 800 микромикронов, между тем как между молекулами жидкого или твердого тела – каких-нибудь пол-микромикрона. Если даже возьмем один микрон, то и то между соседними атомами эфира поместится в ряд 800 молекул и бесчисленное количество составляющих их электронов. Большинство их, значит, как бы махает в пустом пространстве, не задевая эфир. Если это и случится, то только один атом его получает толчок, а не многие зараз. Здесь нет того, что происходит в воздухе при дрожании камертона, когда множество частиц сразу приобретают ритмическое дрожание.
На пространство с основанием в один кв. миллиметр и толщиною только в 0,1 микрона приходится около 200 тысяч атомов эфира, которые все и получают толчки то в ту, то в другую сторону. Толчки, через эфир, передаются далее и составляют излучение.
Подобно правильности кристаллического сложения тел, так же, вероятно, согласно и движение их электронов. Оно подобно маршировке солдат и порождает ритмическое движение атомов эфира. Оно не только продольное, но и поперечное – во всех плоскостях. Это дает возможность объяснить явление поляризации и другие.
Вот слова Френеля: необходимо считать колеблющуюся среду состоящей из молекул, разделенных конечными расстояниями. Эфир есть среда, лишенная непрерывности, подобно самой материи, прибавляет Пуанкаре. Теперь это мною выяснено даже с избытком.
Солнечная постоянная дает такую же величину плотности эфира, как и наша гипотеза и, следовательно, подтверждает наши выводы. (См. «Кинетическую теорию света». 1919 г. Соображения о плотности эфира тут были выкинуты).
Невозможно отрицать единство световых и электромагнитных явлений. Но как световые, так и электромагнитные могут иметь начало кинетическое, что мы и принимаем. Для световых явлений это теперь очевидно, для электромагнитных – еще не ясно.
Принцип релятивности Эйнштейна мы оставим в стороне, как отрицающий эфир, электромагнитная же теория света Максвелла испытывает большое затруднение, когда дело доходит до столкновения электромагнитных волн с материей. Вот почему мы предпочитаем, после наших исследований, остановиться на кинетической теории излучения.
Она подробно изложена в особой моей статье («Кинетическая теория света»)
Если существует вечное возрождение, круговорот, обновление, повторяемость мира, то не будет ли сложность вещества увеличиваться только до известного предела, т. е. до образования солнц, за которой последует разложение, взрыв, возвращение к первоначальному элементарному состоянию? Возможно и это, и тогда мы должны отказаться от бесконечной сложности материи.
Но возможно и так, что ничто вполне точно не повторяется и возвращение к началу не бывает полным, т. е. материя все-таки усложняется, хотя и скачками, путем волнистым, причем каждый скачок взад и вперед хоть немного усложняет материю. Движение вперед будет хоть немного значительнее обратного хода.
Итак, мы примем смешение периодичности с беспредельным движением вперед, к бесконечному усложнению и усовершенствованию Вселенной.
Для дитяти Вселенная сначала ограничивается его комнатой, потом городом, окрестностями и т. д. Человечество только в недавнее время перестало считать Землю средоточием Вселенной и ее главною частью. Небо было чем-то дополнительным, как бы украшением земли. Древний мудрец уже возвысился до понимания и признания иных миров, иных солнц и планет. Но если бы попросили его сосчитать их число, то он никак не насчитал бы более десяти тысяч звезд. Оптические приборы, по мере своего усовершенствования, давали возможность насчитывать все большее и большее число звезд, или солнц. Это было непрерывное шествие вперед, и в настоящее время (при помощи фотографии) дошли до 1 000 миллионов светил, некоторые из которых в сотни и тысячи раз сильнее или больше нашего Солнца. Но никто не думает, что на этом числе дело остановится. Мы считаем, пока солнца только в нашей куче звезд или в одном Млечном Пути. Спиральные туманности принимаются теперь за млечные пути, подобные нашему, и число их доходит до миллиона. Таким образом, число солнц надо еще увеличить в миллион раз.