— Как знать? Как знать? — перебил Кунгас. Он снова изобразил некое подобие пожимания плечами. Бхатасвапати взял друга под руку. — Ты должен больше верить в императрицу, Дададжи. Когда время придет, она будет знать, что делать. Я в этом уверен.
Последовало молчание.
Двое мужчин снова шли по коридору. Со стороны Кунгаса это было непроницаемое молчание. Со стороны Холкара — раздраженное.
Если бы пешва знал мысли бхатасвапати в этот момент, то был бы раздражен гораздо сильнее.
«Воткни каблуки в землю, девочка, упрись ими. Оттягивай время. Находи объяснения. Приводи всех в смятение. Я помогу. Я помогу! Когда наконец вопрос брака встанет, ты будешь знать, что делать. Тогда ты будешь знать».
Бхатасвапати покачал головой — слегка, — думая о странной слепоте людей вокруг себя. «Так очевидно!»
Через минуту после его появления в комнате Агафия Велисарий знал, что покалеченного офицера что-то беспокоит. Катафракт то и дело сжимал простыню на постели, словно находился где-то далеко в мыслях. Казалось, движение заставляет его жену нервничать. Или, возможно, молодая женщина просто беспокоилась о раненом муже — судя по тому, как поправляла подушки и гладила его по волосам.
Велисарий решил, что ему следует перейти к сути. Он стал вытаскивать свиток из туники.
Однако в этот момент Агафий повернулся к жене.
— Ты не оставишь нас ненадолго, Судаба? — попросил он. — Мне нужно кое-что обсудить с полководцем с глазу на глаз.
Судаба кивнула. Затем, в последний раз поправив подушки и быстро улыбнувшись Велисарию, поспешила из комнаты. Велисария поразило, как Агафий смотрел ей вслед. На самом деле странно. Он казался человеком, старающимся навсегда запечатлеть образ в памяти.
После того как персиянка ушла, Агафий сделал глубокий вдох и посмотрел на полководца.
— Мне нужен твой совет, — сказал он резко. — Теперь мне придется развестись с Судабой и я хочу удостовериться — если это вообще можно сделать, — что развод не принесет тебе проблем. Я имею в виду твой союз с персами.
Он быстро произносил слова, но четко — так, как сильный человек объявляет о решении, которое ему не нравится, но которое он должен принять и которому следовать.
Челюсть Велисария отвисла. Это было последним, что он ожидал услышать.
— Развестись с Судабой? — Он обвел взглядом комнату, словно искал объяснений, которые могли быть спрятаны в каком-то уголке. — Но почему?
Лицо Агафия исказила боль. Внезапным быстрым движением мускулистой руки катафракт откинул одеяло, покрывавшее его тело. От бедер и выше это все еще было то тело, которое раньше видел Велисарий — широкие плечи, такая же массивная бочкообразная грудь. Может, мышцы немного опали, и Агафий похудел за долгие недели лежания в постели, но не сильно.
Однако его ноги — даже та часть ног, которая осталась — были лишь жалкими остатками мощных конечностей, которые когда-то сжимали бока коня в яростной схватке на поле брани.
— Посмотри на меня, — сказал он. Не столько со злостью, сколько со смирением с судьбой.
Велисарий нахмурился. Почесал подбородок.
— Как мне показалось, для Судабы это не играет роли, Агафий. Судя по тому, что я вижу, ее совершенно не отталкивает…
— Не это, — проворчал Агафий. На короткое мгновение обычное чувство юмора парня вернулось. — Она даже счастливее, чем когда-либо. — Он рассмеялся. — Теперь я все время здесь, и она может до меня добраться. И на мои… возможности случившееся никак не повлияло.
Агафий замолчал, вздохнул.
— Проблема не в ней, полководец. Или, если уж на то пошло, не во мне. Это… это… — Он слабо махнул рукой. — Дело в том, как все сложилось. Она — персиянка благородного происхождения. А я — чертов сын булочника с рангом в военной аристократии.
Агафий обвел взглядом роскошную комнату, словно оценивая ее стоимость.
— У меня все еще осталось немало трофеев после Анаты — черт побери, маленькое состояние по моим прошлым меркам. Но на самом деле его хватит не более чем на год или два. Того уровня жизни, который я должен поддерживать — если оправдывать ожидания Судабы и, более того, ожидания ее семьи. Я должен смотреть фактам в лицо, полководец. Я — безногий катафракт, что есть самая смехотворная вещь в мире, и моим единственным навыком остается выпечка хлеба. Нет способа…
Он открыл рот, увидев, как полководец расхохотался.
И держал рот открытым. Это была последняя реакция, которую он ожидал.
С большим трудом Велисарий заставил себя прекратить смеяться.
— О, Боже, прости меня, — произнес он, вытирая глаза. — Теперь я чувствую себя очень виноватым. Я хотел получить удовольствие, лично сообщив тебе новость. В любом случае мне требовалось приехать в Пероз-Шапур, чтобы переукомплектовать армию, поэтому я решил лично принеси новость, вместо того чтобы посылать курьера.
На лице Агафия появилось замешательство.
— Новость? Какую новость?
Теперь Велисарий улыбался. И в его выражении не было и доли хитринки. Совсем.
Он вытащил свиток.