Щит земли русской

Вольга ножом разрезал веревки на друзьях, осторожно попятился из-под кибитки и поманил отроков. Жирная земля раскисла, жадно впитывала влагу. Неслышно проползли по неглубокой канаве в сторону ирпеньской кручи, потом по склону берега, скользя на мокрой траве, ползли к оврагам Трех Богов. Сквозь шум ливня совсем рядом, над берегом, слышен был приглушенный говор дозорных печенегов и фырканье мокрых коней.

И вдруг – резкий уклон вниз. Первый из трех оврагов!

– Вот и табунов печенежских не слышно. Утекли! – прошептал Вольга и мокрыми, выпачканными землей руками обнял Бояна и Бразда за трясущиеся плечи, потом начал поочередно подталкивать отроков вверх.

Дождь хлестал нещадно, ноги скользили по размокшей земле, и приходилось ползти, цепляясь за любой выступ, за старые корневища, за ненадежные кустики полыни. Вольга тянул Бразда, а себе помогал ножом, вгоняя его по рукоять в склон оврага. Боян карабкался рядом сам, закусив от натуги побелевшие губы. Но вот и ров остался позади, влезли на вал, а затем коснулись руками мокрых бревен стены. Не верилось, что дома, что это Белгород!

– Теперь влево, к воротам, – торопил Вольга товарищей, чувствуя, как силы оставляют его. – Стража стук наш услышит и впустит в крепость. Ноги еле держат от голода…

Вдруг Бразд поскользнулся, вскрикнул и, чтобы не упасть, ухватился за платно Вольги. Сверху раздался крик:

– Кто там? Эй, берегись – печенеги под стенами! Камнями их!

Над частоколом взметнулись копья, чей-то меч ударился о щит: дружинники поспешно занимали свои места, чтобы встретить находников, исполчившись для сечи.

– Это мы, русичи! – что было сил закричал Вольга, опасаясь, как бы сулицу не метнули сверху, а то и камнем прибьют до смерти! Дождь продолжал лить так, что глаза приходилось прикрывать ладонью. – Это я, Вольга, сын кузнеца Михайлы! Впустите нас! Иззябли от мокроты!

Чья-то голова свесилась над частоколом, но из-за ливня не разобрать было – чья. Засуетились на стене: не обман ли? Не затаились бы печенеги во рву, малых пустив вперед!

Сверху со струями дождя упал голос Янка:

– Вольга, ты ли это? Крикни громче!

– Я это, братец, я! Спусти нам лестницу, мочи нет под дождем стоять, да и есть страх как хочется!

Янко узнал брата, тут же лестница опустилась со стены на вал, а на помосте их по одному принимали сильные руки воеводы Радка.

Вольга поднялся последним, встал босыми ногами на мокрые доски помоста и припал лицом к холодной кольчуге Янка. Тело тряслось от озноба, а потом Вольга вдруг медленно повалился на мокрые бревна: усталость и пережитое минувших дней выходили из него мелкой дрожью с остатками последних сил.

Янко торопливо подхватил брата на руки, но Вольга уже не чуял этого: в голове стоял легкий и будто далекий звон колокола.

Коварство врага

А злое несчастьице, братцы, состоялося,

Безвременье велико повстречалося.

Былина «Васька-пьяница и Кудреванко-царь»

Ласковое солнце шагнуло в город через частокол со стороны Киевских ворот. Понежилось малость на мокрых деревянных крышах высоких теремов, скользнуло вниз и продвинулось к затененным стеною землянкам. Здесь надолго прилегло на крышах холопских жилищ, дожидаясь, когда проскрипит покосившаяся от времени дверь и можно будет по смотреть, а чем же питаются поутру убогие, сытно ли им?

Прозрачная дымка встала над просыхающим Белгородом. Притих в последние дни город, почти не осталось скота на его тесных улицах, не слышно уже детского смеха, зато голодные псы все чаще схватываются у стен из-за обглоданных до белизны костей. Заметно поубавилось и коней на подворье княжьего терема: корма коням взять было негде, вот и резали поводных коней, сберегая запас в клетях для других времен.

Вольга уловил запахи мокрой полыни, дыма от углей из кузницы за домом, с трудом привстал с ложа, сел. Голова кружилась, слабость была непомерной, а тело какое-то далекое, не свое вроде. Рядом, широко раскрыв рот, стоял полуголый – без ноговиц – Вавила, палец в рот засунул и на него смотрел с любопытством, не решаясь о чем-то спросить. Вольга улыбнулся малому братику. Повел лопатками, сгоняя остатки сна. Утро вошло в горницу уже давно. За стеной слышен звон из кузницы: дзинь-дзинь-бум! – так перекликался большой молот и маленький молоток, ударяясь поочередно о крепкую наковальню.

В избу вошла мать Виста с пустой корчагой в руках – пить носила мужу в кузницу.

– Мати, – простонал Вольга и руками схватился за пустое чрево. – Поесть бы чего сытного. Окромя слюны густой давно уже ничего ке ем.

– Испей поначалу мясного отвара, сыне. Так повелел старейшина Воик. А есть будем только ближе к полудню, – сказала она. – Печенеги выбрали для находа голодное время: старый хлеб почти весь съели, а новый на поле еще стоит. Да и соберем ли его? Не пожгут ли печенеги?

Вольга трясущимися руками поднес миску с мясным отваром, выпил с жадностью, отдышался.

– Пойду я, мати, погреюсь на солнце.