Щит

— Все это звучит малообещающе для нас, — заметила Вивьен. — Все те эгалитарианцы, с которыми я встречалась в прошлом, были всего лишь милые старые леди… обоих полов.

Абрамс рассмеялся.

— Верно. Но не совсем. Есть и такие, кто требует немедленных действий. И они не говорят милым старым леди о своих планах.

— Каких действий?

— Если бы я мог рассказать, это означало бы, что их группа состоит из одних болтунов. Во всяком случае, в стране ходит много запрещенных книг и памфлетов, призывающих к уничтожению СБ. И еще: некоторые из тех, кто выступает против Протектората и подвергается опасности ареста, иногда исчезают. Помните случай с Яманитой несколько лет назад? Он пытался расшевелить японцев, если слово «расшевелить» правильно. Он призывал их к пассивному сопротивлению. Его арестовали, но затем он исчез, и его до сих пор не могут найти, хотя он появляется в городах, произносит речи и исчезает до того, как прибудут агенты. Мне известно несколько подобных случаев. А о скольких я еще не знаю? Да, такие вещи требуют организации. Кто-то действует из подполья, но не националистического, а всемирного. Я сильно подозреваю, что здесь замешаны эгалитарианцы.

— Мне все это очень не нравится, — пробормотал Трембицкий. — Я думаю, что эта организация замешана и в убийствах.

— Может быть. Но эти убийства были необходимы. Помнишь генерала Фридмана, который подавил марш протеста в Риме?

— Хм. Да, пожалуй, я не тот человек, чтобы осуждать это. Кроме того, у меня нет лучшего предложения. Продолжай, Нат.

— Итак, — продолжал Абрамс — Здесь есть Каре Ганновей, исполнительный секретарь местного филиала ИБМ. И эгалитарианец. Я имел с ним дело несколько раз, а сейчас направил детективов, чтобы они изучили его жизнь. Разумеется, он открыто не связан с подпольем, но у меня есть такие подозрения. Например, кое-где возникают незаконные забастовки. И Ганновей, как и остальные чины Комитета ИБМ, публично осуждает забастовщиков, уговаривает их вернуться на работу и утверждает, что он беспомощен воспрепятствовать спонтанным действиям забастовщиков. Однако кое-кто считает, что Ганновей способствует организации забастовок, хотя это никогда не было доказано. Теперь я точно знаю, что Ганновей мог бы предотвратить забастовки, если бы захотел. У него есть такие возможности. А это заставляет предположить, что за ним кто-то стоит. Время от времени он берет отпуск, и это подозрительно совпадает по времени с некоторыми событиями. Например, с забастовкой в Торонто, где забастовщики применили оружие против полиции.

— СБ обратила на него внимание? — спросила Вивьен.

— Нет, я уверен в этом. Благодарю Бога, что они не могут следить за всеми нами. Ганновей не такая уж выдающаяся фигура. Я только потому заметил его связи с подпольем, что долгие годы наблюдал за ним. Я не собираюсь связываться с ним. До последнего времени я не был ярым антимаркусистом, хотя никогда не любил СБ. Почему люди, подобные Яманите, не должны напоминать своим соотечественникам, что когда-то они были гражданами самостоятельного государства? Поэтому я держал свои наблюдения при себе. Подполье никогда не причиняло мне вреда. Но теперь оно может помочь нам.

— Вы думаете, Ганновей может… — Коскинен задохнулся от возбуждения.

— Мы попытаемся поговорить с ним, — сказал Абрамс. — Я связался с ним по телефону и попросил встречи, чтобы обсудить кое-какие деловые вопросы. Вы оба поедете к нему. Если он сможет спрятать вас — прекрасно. Если нет — я уверен, он будет держать рот закрытым. Тогда мы организуем для вас другое убежище, хотя это не лучший вариант.

— Если он предложит убежище, но мы почувствуем, что здесь что-то не так, мы должны иметь путь к отступлению, — заявил Трембицкий.

— Мы? — спросила Вивьен. — Значит, вы будете с нами?

Абрамс кивнул:

— Что касается меня, то я все еще недурно обращаюсь с пистолетом, — и он похлопал себя по бедру, где под туникой вырисовывался игловик. — Что касается Ви, то здесь я не беспокоюсь, потому что она может быть настоящей тигрицей. А вот Пит кажется мне несколько наивным, хотя, возможно, пребывание в преступном мире его кое-чему научило.

ГЛАВА 13

В доме Ганновея в Квин жили также его жена и четверо детей. Но у него был собственный кабинет, и хозяин заверил посетителей, что помещение абсолютно звуконепроницаемо, в нем нет подслушивающих устройств, а вся его семья сегодня вечером отсутствует.

Высокий, угловатый, чем-то напоминающий Эндрю Джексона, Ганновей закрыл дверь и осмотрел своих гостей. Коскинен переминался с ноги на ногу под этим взглядом, посматривая в окно на сияние ночного города, на Вивьен, стоящую рядом с ним, не зная, что сказать. Тогда Ганновей нарушил тишину, обращаясь к Трембицкому:

— У вас должны быть веские основания, чтобы привести ко мне этих преступников. Вы не тот тип, чтобы провоцировать людей. Но я лучше пойму вас, если вы объясните мне все и развеете мои подозрения.

— Преступников? — воскликнула Вивьен. — Уже объявлен розыск?