Читаем Щорс полностью

«За каждого убитого или раненого германского солдата будут немедленно расстреляны первые попавшиеся десять жителей».

В Екатеринославе несколько сот рабочих, защищавших город, немцы расстреляли пулеметным огнем на вокзальной площади. Раздетые трупы расстрелянных возили на грузовиках по городу для устрашения населения.

Но никакая жестокость не может потушить повстанческое движение. Вслед за пролетарскими городами подымаются на борьбу и украинские села. Целые батальоны немцев уничтожаются пулеметами крестьянских засад, целые немецкие разъезды, заночевавшие в деревне, к утру бесследно исчезают, а крестьяне, вооруженные немецкими винтовками, уходят партизанить. Вступив в село после ожесточенного боя, немцы, в поисках красных, обыскивают все подвалы, клуни, погреба, сеновалы. Но красные неуловимы.

Глава третья

КОМАНДИР СЕМЕНОВСКОГО ОТРЯДА

Немецкий бронепоезд, подошедший к станции Сновск, был обстрелян партизанским отрядом, собранным Щорсом. Через полчаса, когда Сновск был занят немецкой пехотой, отряд подходил уже к деревне Чепелевке, лежавшей по пути из Сновска в Семеновку. Вместе со Щорсом из Сновска ушли Казимир Табельчук, Ваня Кваско, Шульц и еще несколько молодых ребят.

Началась весенняя распутица. Днем пригретый солнцем снег быстро таял. По проселочным дорогам трудно было идти. Нога, ступавшая на оледенелый, рассыпающийся снег, неожиданно проваливалась по колено.

Щорс торопил своих товарищей. «Кто чувствует себя слабым — лучше возвращайтесь назад», — говорил он.

Но вернулся только один Шульц, всю дорогу жаловавшийся на то, что сапог натер ему ногу. Остальные во главе со Щорсом после двух дней пути пришли на станцию Семеновку.

Крупное пристанционное село Семеновка, раскинувшееся на несколько километров среди неплодородных серо-песчаных и глинистых полей Новозыбковского уезда, издавна славилось на Черниговщине своей кустарной промышленностью. Здесь жили сапожники, гончары, овчинники, портные, кожевники, кузнецы, маслобойщики. Среди жалких лачуг кустарей изредка высились большие двухэтажные дома скупщиков, торговцев, трактирщиков.

В первые же дни после Октябрьской революции семеновские большевики, из которых многие только недавно вернулись из тюрьмы, ссылки, каторги, организовали крупный красногвардейский отряд. Как только немецкие полки двинулись на Украину, Щорс выступил им навстречу и вел бой с оккупантами у Калинковичей, Речицы, Гомеля. В середине марта, когда в отряде осталось всего несколько десятков бойцов, он снарядил эшелон и вернулся в Семеновку для укомплектования. Эшелон остановился на запасных путях станции.

Щорс, придя с отрядом в Семеновку, сразу явился в штаб отряда, помещавшийся в одной из теплушек. У него было письмо сновского партийного комитета, направлявшего сновчан на помощь семеновцам. В тот же день в штабе отряда собрался весь актив семеновской парторганизации.

Пришел худой, с провалившимися щеками, председатель Семеновского совета Бабченко. Он сразу закашлял и попросил не курить. Пришло еще несколько человек, из которых один, молодой чернобровый парень в сшитой по мерке шинели, подпоясанный офицерским ремнем, обращал на себя внимание строгой военной выправкой. Заметив незнакомого человека, он сейчас же подошел к нему, щелкнул каблуками и представился:

— Зубов.

Щорс спросил его, служил ли он в старой армии и в каком полку.

— Да. Вольноопределяющимся, — ответил Зубов и назвал полк.

Среди семеновских большевиков он был единственным военным.

Начался деловой разговор.

Щорс сидел в стороне. На него никто не обращал внимания. Большинство собравшихся было значительно старше его, и это как будто немного стесняло Щорса. Он вынул из кармана блокнот и, прислушиваясь к разговору, делал в нем какие-то заметки. Разговор шел о тяжелом состоянии недавно организованного семеновского отряда. В отряде не было дисциплины, он превратился в проходной двор. Не хватало оружия, снаряжения, продовольствия. Касса отряда была пуста.

Наконец встал вопрос о том, что же дальше делать. Тогда Щорс заговорил. Он подошел к столу, держа в руке раскрытый блокнот, и сказал:

— Товарищи! Я бывший прапорщик, фронтовик. Партия послала меня к вам на помощь. Для разговоров у нас времени нет. Немцы уже в Гомеле. Я предлагаю…

Все сразу насторожились. Как будто только сейчас они заметили этого человека в потрепанной солдатской шинели, туго перетянутой широким ремнем, его юношеское, но сухое, изможденное лицо. Щорс предложил ввести в отряде строевые занятия. Разгорелся спор. Щорсу говорили: «Попробуй, введи занятия — последние разбегутся».

— Лучше сейчас, чем в бою, — отвечал Щорс.

Он предложил выработать жесткие правила внутреннего распорядка и читал их из своего блокнота пункт за пунктом: «Боец, вышедший из боя без приказания своего командира, расстреливается, как изменник». Ему возражали: «Круто берешь, товарищ», а он ответил: «Этого требует революция».

Перейти на страницу:

Все книги серии Повести о Красной армии и Гражданской войне

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное