Щучка

– Тебе лучше не знать. А ещё лучше – отвлечься. Хочешь посмотреть картины деда? Пойдём, я покажу его кабинет.

Дверь в холле, рядом с которой стоял книжный шкаф с резными дверцами и пыльными полками, оказалась незапертой. Стояк рассохся, и Косте пришлось поднажать плечом, чтобы открыть её.

– Надо починить, – заметил он, – давно не был здесь.

– Константин!!! – загремело на весь этаж.

– Иди, – шепнула Маша и сжала ладонь Кости, прежде чем посмотреть вслед его сгорбленной фигуре.

Она попыталась разобраться в собственных мыслях. Это было сложно – перед глазами всё ещё стояла картина лежащего Аркадия, пронзительные глаза Бориса и растерянное лицо Кости.

Кажется, что всё понятно: Костя – главный наследник Цапельских. Ясно же, что семья ждёт от него продуманных решений и правильных выводов. Но сам он вряд ли готов к этому.

Маша жалела Костю. Всё это время она даже не подозревала, как он несвободен… Теперь ещё и смерть Аркадия – кто унаследует бизнес и все проблемы, связанные с ним? А проблем было предостаточно… Дарья? Вряд ли… Костя как-то упомянул, что матери бизнес Аркадия до фонаря, главное, чтобы деньги бесперебойно падали на карту. В последнее время дела на фирме шли не так хорошо, как хотелось бы – сложно и дорого было достать дерево хорошего качества, фурнитура сплошь китайская, краски, лаки… Кредиты брать страшно – кому хочется попасть в кабалу? А Дарье сколько не объясняй, разговор один – знать ничего не хочу, а хочу на курорт или новую машину. Дорогая женщина, которая знает себе цену. Страшно подумать, как бы повела себя мать Маши, если бы с отцом случилось подобное. И того, что было – хватило с лихвой.

Последнее время Маша постоянно ловила себя на том, что всё время думает, как там родные, как дела у Кости, и рука её непроизвольно хваталась за телефон в желании обзвонить всех и избавиться от назойливых страхов. Все люди разные, конечно. Кто знает, может быть Дарья переживает горе глубоко внутри, не вытаскивая на поверхность свои чувства, как Натали. Костя ведёт себя по-другому, не так, как мать… А она как будто сторонится его. Ну, да не Маше судить об их отношениях.

Кабинет Николая Августовича Цапельского – большой, просторный, сейчас больше всего напоминал склад. Тяжёлые зелёные шторы висели неравномерно, зияя прорехами в стыке карниза и в оторванной кое-где, некогда золотистого, а сейчас ржавого цвета тесьме. Монументальный письменный стол у окна завален книгами и бумагами. Бронзовая чернильница с засохшими внутри мухами, вся покрыта пыльным налётом, повёрнутые «лицом» к стенам картины, холсты, рулоны чертежей и горы подрамников. Два здоровых мольберта и небольшой этюдник скромно стоят в углу рядом с диваном, вся поверхность которого завалена тюбиками, кистями, палитрами и тряпками, перепачканными в краске.

Сердце Маши гулко забилось от знакомых запахов. Руки непроизвольно потянулись к картинам. Она, не обращая внимания на сухую грязь, моментально покрывшую руки, разворачивала их к себе, а затем отходила на несколько шагов, чтобы рассмотреть как можно внимательнее. Было слишком темно, и Маша, прислушавшись к тому, что происходит за дверью, подошла к окну и распахнула шторы.

Теперь, когда пространство кабинета наполнилось светом – неярким, рассеянным, Маша по достоинству оценила всю прелесть этого места. Но удивительное дело – картины, которые она успела разглядеть, не произвели на неё такого же впечатления, как осенний пейзаж на стене между этажами дома. Они были так же мастерски прописаны, но волшебства она больше не ощутила. Всё-таки смерть моментально оставляет отпечаток на чувствах и восприятии, погружая сознание в болезненные переживания.

Копаясь в залежах готовых и незаконченных работ, она вдруг заметила плотный пакет, обёрнутый в газету и перевязанный простой бечёвкой. Маша ощупала его края и поняла, что это холст без рамы. Придерживая одной рукой навалившиеся поверху готовые картины, она вытащила находку и прижала её к груди. Высохшая за долгое время газетная бумага моментально лопнула по краям, типографская краска осыпалась, испачкав серыми разводами футболку, но Маша уже давно не обращала внимания на подобные мелочи. Вся её одежда была в той или иной степени испачкана краской и белилами. Пару минут Маша пыталась сдержать свой порыв и поставить находку на место, но любопытство взяло верх, и она разложила добычу на столе. Аккуратно развязав концы верёвки, Маша развернула картину. Замерев, она смотрела на неё и чувствовала, как к горлу подступает горьковатый ком.

Когда что-то звонко ударилось в оконное стекло, Маша вздрогнула и скомкала газетные листы. Она обернулась и подошла к окну, спрятавшись за висящую штору. Люсьена заметила не сразу – он стоял в тени дуба, спрятавшись так же, как и она, и щурился, пытаясь что-нибудь разглядеть сквозь стекло.

Маша залезла коленом на подоконник и повернула ручку рамы.

– Ты что здесь делаешь?

– Привет! – громким шепотом приветствовал её парень. – Я тебя увидел и камешек бросил.

– Поняла уже! – Маша нервно оглянулась на дверь. – Зачем ты пришёл сюда?