— Через поле можно выйти к речке. Вода в ней всегда холодная. Ключи подземные. А так — красиво. Я иногда рисую там… — Люська кривовато усмехнулся, — хрень всякую…
— Ты? — удивилась Маша.
— А чё? — набычился парень. — После работы расслабляюсь. Думаешь, наверное, что мы здесь только пить горазды?
— Вот ещё, даже мысли не было. Пошли! — Пригнувшись, Маша засеменила вперёд. Люсьен следом за ней.
Через несколько метров, когда они уже догнали козу, Люська прихватил верёвку и потащил животное за собой. Тропинка кончилась, и вскоре поле пошло под уклон, оставив за спиной смятую их ногами траву.
— Так где ты, говоришь, работаешь? — Маша боязливо потрепала козу по загривку.
— Я и не говорил так-то… Плотничаю. В санатории помогаю. Там теперь дом отдыха будет. Шило на мыло пытаются поменять. Хозяева новые, а идеи старые. Работы много, да смысла нет. Но по-другому здесь не заработать.
— А почему в город не уехал?
— А зачем? Что в городе-то вашем? Я бы в армию пошёл, да не взяли. Сначала за бабкой ходил, потом болячку нашли…
— Ты сирота?
— Чегой-то? Батя есть… Вернулся вот, — Люська смачно сплюнул.
Маша вздрогнула, подумав, что зря она пошла с этим парнем непонятно куда.
— Откуда вернулся? Куда-то ездил? — вяло поддержала разговор, исподволь следя за тем, что происходит вокруг и на каком расстоянии от них жилые постройки.
— Из тюрьмы. Сидел он.
Маша остановилась как вкопанная. Плечи Люськи опустились, но через секунду парень распрямился и с вызовом посмотрел на Машу.
— Что, в падлу теперь со мной общаться? Чего молчишь?
Маша пожевала нижнюю губу и взяла из его рук верёвку. Коза затопталась на месте и вдруг задрала белоснежный хвост, из-под которого градом посыпался помёт.
— Вот ё-моё! — хмыкнул Люська.
— Мой отец тоже… того… сидел, — Маша отвела глаза.
До реки они дошли минут за пятнадцать, не проронив больше ни слова. Берег был высокий, больше трёх метров, рваный, с торчащими корнями берёз и сосен. От воды действительно тянуло холодом, и даже комары здесь были прожорливее и злее. Маша моментально закрутилась на месте, отбиваясь от полчищ кровожадных тварей.
— На вот, рубашку мою накинь! — Люська стащил с себя одежду и укрыл Машины плечи. От ткани пахло деревянной стружкой и бензином. — Вот видишь, какой вид? — Люська протянул руку, указывая на другой берег, где за живописный лес садилось солнце. — Цвет какой, а? — Он замер, вглядываясь вдаль.
Маша скользнула взглядом по его рельефным рукам и груди в вырезе майки и тоже посмотрела на раскинувшийся пейзаж.
— Хорошее место. Если этюдник поставить вот сюда, — она указала пальцем на небольшую плешь метрах в трёх от них, — то перспектива откроется полностью.
В Люськиных глазах заплескалось уважение.
— Так это ж моё место! Я туточки и сижу обычно, когда рисую.
— Масло, акварель, гуашь, пастель? — Маша склонила голову, с интересом разглядывая Люську.
— Ну… У меня просто краски обычные. Как в школе рисовать начал, так и…
— Покажешь? — Маша почувствовала такой азарт, что он перебил всё её плохое настроение.
Люська радостно кивнул, но в ту же секунду сник.
— Батя дома. Я сам-то на сеновале сплю, пока он здесь. Пьёт и буянит. Драться лез давеча. Рука не поднялась вломить. Другой-то родни нет — терпеть надо. Думал, может в город подастся, а кому он там нужен? Опять в какую-нибудь историю попадёт. Пусть уж здесь сидит. Прокормлю. Не пил бы только… Твой тоже пьёт?
— Нет, ты что. У меня отец очень хороший, добрый…
— Понятно, — Люська хлопнул себя по плечу, оставив кровавый след после комара. — Чего думаешь дальше делать? Вернёшься?
Маша поёжилась.
— Не хочешь рассказывать, не надо. Не дурак. С семейством Костяна знаком всю жизнь. Раньше они всё время здесь жили. Ну, до зимы так точно. Вот старик ихний…
— Их… — не удержалась Маша.
— Я так и говорю — старик ихний — дядька интересный. Я за ним подсматривал, пока пацанёнком был. Придёт сюда и ходит, ходит… Смотрит, рукой водит. Я думал, он больной какой-то. А потом узнал, что архитектор. И рисует ещё классно… У нас и картина есть евойная…
— Его… — эхом отозвалась Маша.
— Ага. Не знаю откуда. Может батя спёр? — хохотнул невесело.
«Маша!» — неслось из-за поля.
— Не охрип ещё Костька, — беззлобно заметил Люсьен.
— Отец у меня за драку сел, — тихо произнесла Маша. — Побил двоих — руку-ногу сломал… сотрясение мозга у третьего.
— За дело? Или по пьянке?
— За маму… она с вызова шла вечером, а они пристали. Мы тогда в городе жили, мама на «скорой» работала. Папа её встречал, ну и…
— Мужик! — с уважением кивнул Люська.
— Можно ведь было обойтись без драки, наверное, поговорить… Они ж мальчишки ещё совсем… Один из них сын депутата, кстати. Пьяные куражились.
— Трое?
— Да…
— Я бы тоже вломил за свою бабу. Настоящий мужик у тебя отец, запомни, — Люська с грустью посмотрел на бегущую внизу синеватую воду. — Таким гордиться надо.
— Машка! — Костя бежал к ним, размахивая руками, и Маша увидела, какое стало у него лицо — покрасневшее и обиженное.
Она быстро взглянула на Люську — он был спокоен, хоть и не скрывал усмешку. Маша сняла и протянула ему рубашку.