Щукинск и города

Отличная сегодня погодка, можно было с утра погулять с Глебом, раз уж они так рано проснулись… а она всё утро промаялась какой-то херней, то целый час искала свои джинсы, которые сама же вчера бросила в грязное… то вдруг решила, что вельветовые брюки на ней плохо сидят и стала ушивать их в поясе, хотя под свитером все равно не видно, и под рубашкой тоже, а летом Таня все равно их не носит… потом решила постирать, но закончился стиральный порошок, и у Леночки тоже не было, короче говоря, в голове не мозги, а какая-то мякина, выспаться надо…

Ну вот опять. Задумалась и забыла зайти в магазин, она же хотела купить что-нибудь к чаю, а теперь уже неохота возвращаться… собрание часов до шести, а уже половина пятого, ладно. Ух ты… Юра прохаживается у дома, точно, он… значит, у них сегодня раньше закончилось…

— Привет!

— О, привет, Тань… а я решил тебя дождаться, ты же обещала прийти…. Но я уже думал, что не придешь.

— Да я в Кукольном застряла, надо было кое-что… не важно, а почему у вас так рано закончилось?

— А сегодня собрания не было, всё отменилось.

— Ты же сказал, что они приехали.

— Ну да, в четверг приехали, но Алексей какой-то странный… в принципе, я это сразу заметил, когда с ним в автобусе встретился, но не стал тебе говорить, мало ли, настроение у человека… но, главное, я же его спросил — будет собрание? Он сказал, что будет, а как же иначе, приходите… но в глаза не смотрел и вообще какой-то он был, ну не знаю…

— Ты, Юра, тоже в глаза не смотришь, между прочим, когда со мной говоришь.

— Да? Ну, извини, не замечал… нет, ну как сказать… ну совсем человек стал не от мира сего, глаза полузакрыты и слова цедит по одному: «ну да… приходите… ну конечно…», раньше он таким не был… Ну, короче, сегодня все пришли, а у него на дверях висит объявление, что до конца мая собрания отменяются, а возможно, и до конца лета, и что ближе к делу он каждого известит письмом, а до этого просьба не беспокоить. Представляешь? Почему нельзя было объяснить по-человечески? Ведь он же был дома…

— То есть он никого не впускал? Да, странно…

— А никто и не звонил, все думали, что он уехал куда-то, раз такое повесил… а я решил тебя дождаться, гуляю здесь, значит, и вдруг он выходит! Я вообще обалдел, а он тоже, увидел меня, развернулся и забежал в подъезд, прикинь!

— Непонятно. А Машу ты не видел?

— Нет… а, кстати! Можно зайти в детскую библиотеку, она же там работает. Хочешь, сходим?

— Ты странный, Юра, может, у них неприятности, вот на фига лезть людям в душу? Не хотят общаться, ну и не надо…

— Ну да… но вот что могло случиться? Не могли же они с Машей поссориться, она же вообще как его тень, слова поперек не скажет… меня бы это напрягало, но Алексею нравится, так что даже не представляю…

— Ладно, Юр, мне надо домой, я пойду.

— Давай провожу.

— Давай лучше я тебя, мне все равно в магазин нужно зайти за порошком, столько стирки скопилось…

— Слушай! А с домом-то что? Оно исчезло?

— Да вроде нормально… но я всё равно решила продавать.

— Как это? Зачем?

— А просто так. Надоел он мне.

— Хм… ну ты даешь… а институт? Ты вообще себе представляешь…

— Я всё себе представляю, Юра. Ты спросил, я ответила, но я не собираюсь обсуждать эту тему, понимаешь? О, смотри, мой автобус… ладно, я передумала, я поеду домой на автобусе, ну, пока!

Небо

Женя любит сидеть у иллюминатора, а сегодня ещё и закат с его стороны, красотища… внизу расстилается розовый снег облаков, беспредельный облачный рельеф, которого вот-вот коснется красное солнце…

Салон полупустой, да какое там, пустой на две трети… всё-таки Билли прав — глупо тащиться поездом в Киев, а там ещё добираться до Борисполя, когда из Одессы полно рейсов на Нью-Йорк. Вышел из гостиницы, сел в такси, и через пятнадцать минут он уже был в аэропорту, а дальше можно расслабиться — тебя передают по конвейеру до самого «Кеннеди», и не важно, что с пересадкой в Варшаве, в Вене или в Лондоне, например. А ещё можно лететь через Стамбул или Франкфурт-на-Майне, рейсов полно, а самолеты полупустые… Соседей у Жени нет, рядом на сиденье расположилась новая сумка с пиджачком и подстраховочными одесскими сувенирами. Шкатулочки из ракушек, дешевая керамика — разного вида рыбки, собачки, кораблики, якоря с надписью «Одесса-мама» и прочая туристическая дребедень прекрасно гармонировала с его главным сокровищем. Тем не менее бдительный украинский таможенник внимательно осматривал сувениры и особенно заинтересовался пиджаком, даже пришлось предъявлять бумагу, в которой значилось, что «данные предметы не являются произведениями искусства и не имеют исторической ценности»… Буряк не обманул: «комиссия» в лице худосочной блондинки мгновенно состряпала разрешение на вывоз, оформив коллекцию как современную имитацию гербов русского дворянства начала XIX века… всех делов — полтинник баксов. А возможно, и меньше, потому что Буряк сам договаривался с этой барышней, теа-а-тет…