Щупальца веры

— Только еще один вопрос,— сказал Кэл.— Почему вы не написали подробнее, что происходит с Вуду в городе?

— Мы уделили некоторое внимание историям с животными, но нельзя же без конца писать о домах, превращенных в зверинцы.

— Но тут есть и другие интересные аспекты,— сказал Кэл и умолк. Ему хотелось было упомянуть про возможность человеческих жертвоприношений, но он вспомнил, как Мактаггерт предупреждал его о необходимости избегать огласки, не подпускать к полицейскому расследованию журналистов.

Но репортер уже был заинтригован.

— Какие аспекты вы имеете в виду?

— Ну, те сведения, которые вы сообщили Ландерсу, Конгресс в Гаване, на котором были запрещены человеческие жертвоприношения. Это чрезвычайно любопытный материал.

— Я полагаю, что в свое время он действительно был интересным,— сказал Салливан.— Поэтому-то он и наделал тогда много шума. Но это было в 1940 году. Теперь это уже больше не новость.

Кэл секунду помедлил, затем поблагодарил Салливана и повесил трубку.

Он снова взял в руку газету. Что еще должно произойти на свете, прежде чем человеческие жертвоприношения смогут конкурировать с ядерными тревогами и локальными войнами за маленький кусочек места на первой странице?

Глава 23

Дверь открыла экономка Кэт, которая была родом с Ямайки. Она сказала ему, словно пропела мелодию: «Мадам Клей в дальней части мастерской». Кэл направился в глубь мастерской и вошел в чулан.

Кэл забыл, насколько чулан был обширен. В провинциальных музеях хранилища были меньше. Сводчатое помещение было завалено таким огромным количеством вещей — среди них были скульптуры, вазы, тотемические фигуры и даже ее собственное боевое гвинейское каноэ,— что Кэт невозможно было сразу увидеть. Кэл остановился рядом с грудой гончарных изделий, которая загораживала дверь, и крикнул:

— Кэти!

Из дальнего угла раздался голос:

— Я здесь!

Она высунулась из-за ряда картотечных шкафчиков, которые стояли в дальнем углу. Кэл пробрался к ней, пройдя мимо резных предметов из дерева и слоновой кости, ящиков с орудиями труда каменного века, ярких масок.

— Я не понимаю, почему ты не отдашь большую часть всего этого музеям,— сказал он.— За такое культурное пожертвование тебе намного снизят налоги.

— Дорогой, я отдала им кучу всяких вещей,— ответила Кэт,— но так или иначе они все равно накапливаются.

Кэл добрался до картотечных шкафчиков. Он обошел их спереди и оказался в узком проходе между стеной и шкафчиками, где и стояла Кэт. Там было семь шкафчиков старого образца с четырьмя металлическими выдвижными ящиками с карточками. Все ящики были выдвинуты и большинство из них были пусты, вынутые оттуда бумаги валялись на полу. Кэт буквально по щиколотку стояла в этой куче и что-то искала в своей картотеке. Одетая в старые джинсы и изъеденный молью вязаный свитер вместо своего обычного домашнего платья в гавайском стиле, она была похожа на члена аварийной бригады.

— Я доставил тебе много хлопот,— сказал Кэл.— Я не мог предположить, что...

— Нет-нет, дорогой, все в порядке. Когда ты рассказал мне о своем проекте, я подумала об этой работе Квентина, но...— Она отвела от него взгляд и слабым сдавленным голосом сказала: — Но тяжело ворошить прошлое.— Минуту она молчала, затем, спохватившись, что впала в какую-то мечтательность, подняла глаза.— Квентин был самым замечательным человеком, которого я когда-либо знала. Самым добрым, самым умным, самым жизнерадостным. Я полагаю, ты можешь сказать, что он был именно таким мужем, какого я заслуживала, на которого мне хотелось бы опереться.

Она взяла Кэла за руку. Он никогда раньше не слышал от нее таких горьких сожалений. К своим супружеским делам она всегда относилась с легкостью, сама над ними подшучивала. Но то, как она сейчас разговаривала, указывало Кэлу на крайнее смятение, в которое ее ввергли поиски записок Кимбелла.

— Кэт, действительно очень любезно с твоей стороны делать это.

— Забудь об этом,— сказала она и протянула ему пачку бумаг, перехваченную резинкой.— Вот они.

Кэл взвесил пакет в руке, удивленный тем, насколько он был легок и как непривлекательно выглядел. Сверху лежали несколько сложенных листков писчей бумаги, снизу лежали два исписанных снаружи конверта, несколько разрозненных листков бумаги, а в середине лежал дневник в кожаном переплете.

— Это все, что я смогла найти,— сказала Кэт,— но ты можешь все это оставить себе.

Кэл поднял глаза.

— Нет, Кэт, я прочту его, но не могу принять в подарок.

— Пожалуйста,— настаивала она.— В некотором отношении, я думаю, эти записки больше принадлежат тебе, чем мне. Может быть, тебе предназначено продолжить с того места, где остановился Квентин.

Кэл улыбнулся на ее сентиментальное замечание. Он предложил свою помощь, чтобы привести в порядок бумаги, и они начали складывать их в стопку. Она спросила о Крисе, и он рассказал ей о том, что Кармен Руис спустила целебную мазь в туалет и что он подозревает, что это она посадила сумах в саду.

— О, Боже! — воскликнула Кэт — Это чудовищно! Я надеюсь, что ты сразу же выгнал ее.