Кэл поднял глаза от дневника. Ему казалось, что он сам наблюдал церемонию, описанную Кимбеллом, сам присутствовал там той влажной ночью. Только теперь он почувствовал, как занемело все его тело, напряглись мускулы груди и живота, и дыхание стало сдавленным. Он весь покрылся потом, и его рубашка промокла, несмотря на кондиционер, работающий в квартире.
Наконец он снова опустил глаза к дневнику и дочитал описание церемонии до конца.
Опираясь на свое гадание на следующее десятилетие, верховные жрецы Обеа объявили, что катастрофу можно предотвратить, только принеся в жертву богам самые чистые и ценные человеческие жизни — жизни детей.
Было очевидно, что Кимбелла глубоко потрясло и смутило все, чему он был свидетелем. В дневниковой записи, очевидно, сделанной поздней ночью, он пришел к такому заключению:
Кэл поднял голову от дневника и захлопнул его. Этой ночью он больше не мог читать. Его глаза горели от усталости и странным образом он почувствовал некоторое напряжение — как бы от сдерживаемых слез. Он почувствовал у себя в желудке противную тошноту.
Тревога за Криса пронзила его, и он устремился в комнату сына. Минуту спустя, стоя у изголовья кровати мальчика, он слегка успокоился. Он оставался у кровати минуту или две, наблюдая за глубоким сном ребенка,— олицетворение всего самого дорогого и нежного.
Лежа в своей кровати, Кэл был готов к тому, что ему не удастся заснуть. Он смотрел, в темноту, и вопросы роились в его мозгу. Какие секреты он раскрыл, погрузившись в старый труд Кимбелла? Секреты прошлого или секреты будущего?
А может быть, это одно и то же, как утверждают жрецы, одно отражается в другом, как в зеркале?
Поле было огромным и простиралось далеко за горизонт в бесконечность, и на миг он почувствовал пугающее одиночество и заброшенность. Затем он повернулся и увидел сзади себя площадку для игр и Криса, который бежал, размахивая руками, высоко задирая ноги и смеясь. Он успокоился и наблюдал за процессией, показавшейся из-за горизонта и внезапно оказавшейся на расстоянии вытянутой руки. Люди в длинных развевающихся мантиях всех цветов радуги, усыпанных желтыми звездами. Он присоединился к процессии, держа Криса за руку, когда они начали взбираться в гору, потому что ноле стало уходить вверх. Над вершиной сияла рубиново-красная корона, красноватый отсвет восхода или заката — нет, это было и то, и другое разом. Корона, казалось, была бесконечно далека от них, но вскоре они очутились около нее. Кэл знал, что они в раю, потому что на берегу на расстеленном полотенце сидела Лори, не заботясь о том, чтобы застегнуть лифчик купального костюма, и махала им руками, а Крис бросился в ее объятия.
Затем небо раскололось, и вспыхнуло сияние, и они оба исчезли.
Раскат грома наполовину вывел Кэла из глубокого сна. Он вздрогнул и открыл глаза. За окном шел дождь. Яркая беззвучная вспышка на мгновение посеребрила капли дождя, текущие по стеклам. Он услышал тихий гром, мелодичное пианиссимо, и затухающий звук снова погрузил его в сон, так что он даже не осознал, что закрыл глаза.