«Бедность диапазона архитектурных форм конструктивизма явно вытекала из отрицательных сторон его мировоззрения. Конструктивисты в большой степени несут ответственность за недостаточную подготовку и культурность молодых архитектурных кадров… Их архитектурная мысль ничего значительного не создала» — так осуждал Щусев конструктивизм, в котором еще недавно он сам пытался работать. В то же время он провозглашал, не терпя возражений: «Освоение культурного наследия прошлого в архитектуре является единственно правильным путем».
Таким образом, поиск новых форм, которым занимались до 1932 года различные объединения и ассоциации архитекторов, и вовсе был оставлен за бортом. А ведь сколько было архитектурных сообществ! АС НОВА — Ассоциация новых архитекторов, ОСА — Объединение современных архитекторов, САСС — Сектор архитекторов социалистического строительства, АРУ, объединяющее архитекторов-урбанистов, ВОПРА — Всесоюзное объединение пролетарских архитекторов и даже ВАНО — Всесоюзное архитектурное научное общество.
Отныне конструктивизм был объявлен вредным течением — формализмом. А его лучшие представители, такие как Константин Мельников, подверглись остракизму и порицанию, да еще и в самых оскорбительных выражениях. Жесткие термины, использованные в процессе «творческой дискуссии» о путях развития советской архитектуры, свидетельствовали об опасности упорствования в отстаивании конструктивистами-формалистами своей точки зрения. Так можно было накликать на свою голову и более жестокую кару, чем ежедневное полоскание своего имени на страницах «Правды». Однако время расставило многое по своим местам. И сегодня среди памятников, оставшихся в наследство от советской архитектуры, дома архитектора Константина Мельникова привлекают к себе пристальное внимание, чем еще раз подчеркивается необходимость бережного к ним отношения.
В пределах достижения поставленных перед советскими архитекторами задач и должен был появиться новый, свой, большой социалистический архитектурный стиль. Щусев играл в этом процессе огромную роль. В этот период Сталин еще не чувствовал себя специалистом в архитектуре, каковым он возомнил себя после войны, поэтому разработку деталей нового архитектурного пути он поручил самим зодчим, среди которых кроме Щусева был и Жолтовский.
В 1934 году была создана Академия архитектуры СССР (в подражание императорской России, где основные импульсы развития искусства исходили от Академии художеств в Петербурге). Щусев вошел в президиум академии. Для воспитания новых кадров при академии создали Институт аспирантуры.
Аспиранты академии — будущая элита советской архитектуры (Каро Алабян, Георгий Гольц, Андрей Буров и многие другие) — были направлены на стажировку за границу. Как видим, несмотря на антагонистические противоречия с Западом относительно путей развития человечества, Сталин отправил зодчих осваивать именно его «классическое наследие» (о необходимости использовать мотивы «русской национальной архитектуры» вождь заговорил только в конце 1940-х годов).
Архитекторы побывали во Франции, Италии, Греции, а также в сирийском Баальбеке и Стамбуле. Привлекает внимание география поездок: не Германия, не Англия, не Скандинавские страны. В этом было конкретное указание — какое наследие надо осваивать: Древнего Рима и Древней Греции, с французской приправой (этим же маршрутом когда-то ездил по Европе и молодой Щусев). Зодчим предстояло за 10–20 лет пройти путь, для «освоения» которого обычно требуются века.
Вернувшиеся на родину архитекторы не только рассказывали о творческой командировке тем своим коллегам, кому не посчастливилось познакомиться с лучшими образцами буржуазной культуры и искусства. Они сразу включились в работу. Результаты — построенные в Москве здания — не заставили себя ждать. Это и ставший символом архитектуры 1930-х годов Театр Красной армии (1934–1940, Алабян и Симбирцев), и жилой дом 25 на Тверской улице (1933–1936, Буров), и Речной вокзал (1937, Рухлядев), и Концертный зал им. П. И. Чайковского (1940, Чечулин и другие), и многие другие здания, построенные под влиянием лучших образцов античного зодчества.
Не отставали от молодежи и представители старшего поколения, Щусев с Жолтовским, вроде бы не нуждавшиеся в членстве во вновь созданной сталинской академии, так как академиками они стали еще до 1917 года. Стилевым пристрастием Жолтовского было палладианство, названное так по имени итальянского зодчего Андреа Палладио. Вот почему Жолтовский оказался востребован Сталиным, особенно в период «освоения классического наследия», и строил свои дома на главных магистралях и площадях красной Москвы. Образец палладианства в столице — тот самый дом 13 на Моховой улице, рядом с гостиницей «Националь».