Шедевр

Наконец меня затянули в корсет, одели в атласное белье и натянули через голову красное бархатное платье мадам де Сенонн. Я почувствовала, как меняюсь, оказавшись в костюме своей героини, и оглядела себя со всех сторон в зеркале. Платье обтягивало фигуру, темно-красный бархат подходил мне, словно вторая кожа. Платье было скроено по косой, с разрезами на внутренней стороне рукавов, из которых выглядывал серебристый атлас — стиль раннего Ренессанса, которому подражала мода тех времен. Кроме того, ткань была разрезана от груди до живота — намек на попытку «убийства» картины после смерти модели.

Петра обернула новоприобретенным кружевом блонде мою шею и запястья, затем надела на меня «касулетт» — подарок Гая.

— Теперь осталось подобрать остальные драгоценности и туфли, — пробормотала она с булавкой во рту. — А юбки нужно укоротить на семь миллиметров, тебе не кажется? Твои лодыжки должны быть видны при ходьбе.

Под напускной серьезностью Петра скрывала удовлетворение результатом, я была в этом уверена. И, взглянув на себя в зеркала, я поняла почему.

— Принесите, пожалуйста, мою сумку, — попросила я.

Одна из ассистенток подала мне сумку, я попросила вытащить оттуда пакет и протянула его Петре. Там была завернута старинная шаль, которую мне прислали из США. Это была прелестная вещь — прозрачный как воздух кашемир с искусной и тонкой вышивкой, совсем как на картине. Петра накинула шаль мне на плечи. Я подошла ближе к одному из высоких зеркал и внимательно оглядела свое отражение со всех сторон. Костюм прекрасно справлялся со своей задачей, отражая прошлое, но и умело перенося мадам де Сенонн в настоящее благодаря некоторым современным модным тенденциям и экстравагантности новых тканей. Я увидела отражение Петры. Она смотрела мне в спину, лучась улыбкой. Пора было, наконец, что-нибудь сказать.

— Великолепно! — произнесла я.

Примерка порадовала меня. Даже если само представление не удастся, на помощь придут чудесные костюмы. Каждый раз я буду превращаться в кого-то другого — известнее и значимее себя — в настоящих идолов изобразительного искусства. Уже одно это способно произвести неизгладимое впечатление, а непосредственно выступление лишь польет мой пирог сахарной глазурью.

Иногда Кэти выполняет свою работу просто замечательно. Нам удалось проскользнуть в здание аэропорта JFK не замеченными прессой. Усиленные после одиннадцатого сентября меры безопасности оказались кстати, и мы на расстоянии вытянутой руки прошли мимо журналистов к самолету. Через полчаса после посадки мы ехали в Манхэттен. Температура была минус двадцать, и улицы пустовали. Эта поездка показалась мне головокружительной. В нашем распоряжении было лишь двое суток.

— Интерес к твоему проекту здесь растет. Вчера я говорил с Жаклин: она утверждает, что трое коллекционеров специально прилетают в востока, — сказал Эйдан.

Я попыталась проигнорировать упоминание о Жаклин и спросила:

— Кто из американцев является потенциальным покупателем?

Выражение лица Эйдана изменилось.

— У меня на примете есть два-три человека, но сейчас не время обсуждать подробности. Все еще может сорваться.

— Не будь таким сухо-деловым, Эйд.

Он рухнул на диван, смеясь и кивком подзывая меня к себе. Петра ушла в душ. Я присела к нему на колени.

— Я скучал, — прошептал он.

— Не меняй тему разговора. Что мне сделать, чтобы их интерес не ослаб?

— Что ты имеешь в виду?

— Не знаю… ну, например, встретиться с ними.

Эйдан погладил меня по волосам.

— Не говори глупостей. Это бизнес: никогда не получаешь то, за что не заплатил. — Его пальцы принялись ласкать мою шею. — Я действительно скучал. Тебе еще нужна помощь в проекте?

Я поняла, что он намекает на «интимный дневник» для Викторины. Я медленно покачала головой.

— Думаю, Викторине посвящено уже достаточно времени и сил.

— Может, стоит улучшить результат?

— Еще немного работы над ее представлением, и мне придется лечиться от истощения, чтобы быть в форме перед аукционом. Но ты все время меняешь тему. Расскажи побольше о возможных покупателях.

— Запасись терпением. Я не хочу обнадеживать тебя, прежде чем узнаю все наверняка.

Он поцеловал меня так настойчиво, что мне пришлось с ним согласиться.

— Что мы делаем сегодня вечером? — наконец спросила я.

Эйдан намеренно небрежно ответил:

— Каролин устраивает ужин. Сэму не терпится встретиться с тобой.

Я не ответила, но Эйдан видел меня насквозь.

— Эстер, пора вам как следует познакомиться. Главным образом ради Сэма.

— Я ничего и не говорю, — возразила я.

Но Эйдан продолжал примирительным тоном:

— Сэм взрослеет, он хочет знать о тебе больше. Возможно, скоро он начнет приезжать ко мне в Лондон на каникулы.

Больше всего мне не хотелось сегодня ужинать у бывшей жены Эйдана, и я неуютно чувствовала себя рядом с его сыном. При нем я ощущала себя… Как это можно назвать? Неспособной к материнству? Нет, не то: скорее, неполноценной, словно я что-то упустила в своей жизни.

— Почему ты не хочешь идти? — шепотом спросила Петра, в банном полотенце укладываясь на кровать.

— Мне просто не нравится находиться рядом с Каролин.