Шеф

– А где именно? – так же быстро и без эмоций, как будто речь шла о самой что ни есть естественной просьбе, спросил директор.

– Мне подойдет любая радиостанция в диапазоне FM.

– Но я не владею радиостанциями.

– Я знаю, что Метрополь спонсирует штук пятнадцать радиостанций. Пускай любая из них предоставит мне пять минут прямого эфира сегодня ночью.

– Однако, – сказал директор, прикурив новую сигарету, – прежде чем согласиться, я должен выяснить, для чего это нужно вам. А главное – для чего это нужно мне.

– Над вторым вопросом мы можем вместе подумать.

– Ну а над первым-то вы, надеюсь, подумали?

– Да, конечно. Мне нужно на всю страну объявить о том, что девочка сирота пятнадцати лет – в смертельной опасности, потому что одна коза присвоила ее деньги и кровью ссыт от страха быть схваченной за свою вонючую жопу.

– Речь идет о наследстве? – догадался директор. Олег кивнул.

– Девчонка о нем  не знает?

– Нет.

– Сообщите ей.

– Тогда уж ее ничего не спасет. У этой сучары – доступ к деньгам. Сотой доли процента от этих денег будет достаточно, чтоб прокуратура заткнулась. Нужна огласка.

– Сколько ж там, интересно?

– Сорок лимонов.

– Зеленых?

– Да.

– За сотую часть процента от этих денег прокуратуру на мокром деле не купишь, – сказал директор, подумав, – а вот процента за полтора, пожалуй, можно купить.

Олег промолчал. Взглянув на "Патэк Филипп", директор заметил:

– Послушайте, да у вас – золотое сердце! Мне бы такое.

– Я сделаю вам рекламу, – пообещал Олег.

– Это интересно. Какую?

– Ну, я скажу, что когда я играл без всякой системы, мне больше всего везло в Метрополе, и потому я решил испытать систему именно там. Директор нетерпеливо махнул рукой.

– Это не реклама, а детский лепет. Рекламой будет, если вы скажете, что раз в месяц или раз в неделю будете играть в моем казино по своей системе, чем и займетесь. Разовый выигрыш будет составлять, к примеру, сто тысяч долларов. Разумеется, вам придется их возвращать. Получать вы будете пять за вечер. Независимые эксперты во всеуслышание подтвердят, что вы играете честно. Для этого им придется некоторое количество раз поработать с вами вместо моих крупье. Идея понятна?

– Пять тысяч долларов за игру? – без энтузиазма переспросил Олег.

– Ну, допустим, семь. Семь тысяч за час работы. Неужто мало? Да, да, конечно, вы сможете зарабатывать куда больше, играя в разных казино для себя, но через неделю такой игры вас просто прикончат. Это, простите, дураку ясно. А я могу гарантировать вам защиту, стабильность и перспективы, которые мы обсудим потом. Ну, так что? Вам нужно время на размышления?

– Нет, не нужно, – сказал Олег, – я согласен.

Почва ускользала у него из-под ног. Ему это нравилось. Он уверенно шел на смерть, потому что смерть стояла перед ним раком.

– «Лихо Москвы» вас устроит?

– Мне все равно. Пусть будет «Лихо Москвы».

– В таком случае, вас сейчас отвезут на Новый Арбат.

– Я и сам доеду.

– Что ж, как угодно. Но вас проводят.

– Проводят?

– Да. Организационные вопросы обсудим после эфира. Всего хорошего.

С этими словами директор снова взял папку, и Олег вышел из бентли. Дождь лил уже ощутимый. Шагая к форду, Олег поймал вдруг себя на том, что ему становится жалко Ингу. Он, получается, не оставит ей ни портрета, ни сладких воспоминаний. А ведь она полюбила его за то, за что остальные женщины ненавидели. Так ему представлялось, по крайней мере.

Инга подкрашивала ресницы, сместив салонное зеркало.

– Вылезай-ка из-за руля, – скомандовал ей Олег, открыв дверь. Спортсменка на этот раз не решилась протестовать. Пересев, спросила:

– Куда едем?

– Кататься,– сказал Олег, сев за руль, и повернул ключ. Форд взревел, как племенной бык. Включив заднюю, Олег вывел его на Охотный ряд с таким ветерком, что у Инги волосы встали дыбом. Она, казалось, даже не знала, на что способен ее Мустанг.

– Ты не помнишь адрес «Лихо Москвы»? – спросил у нее Олег, разворачиваясь.

– Что? «Лихо Москвы»? А, радиостанция! Так она на Новом Арбате, напротив книжного магазина.

– Ты там была?

– Да, два раза. И я ее часто слушаю. Я же умная!

Расплескав половину луж на Охотном, Моховой и Воздвиженке, Олег резко затормозил перед светофором. Красный свет горел долго. Гоголевский бульвар, Никитский бульвар и площадь, облизанные слюнявым осенним небом, тускло желтели под фонарями. Дороги были почти свободны, а тротуары – вовсе пусты.