Шеф гестапо Генрих Мюллер. Вербовочные беседы

М. Да ладно вам… только две. Конечно, остальных мы поместили в различные восстановительные центры на свежем воздухе, но, я полагаю, они уцелели. Я не знаю точно, но мне всё равно. Мы упрятали почти всех. Мать Штауффенберга обычно часами сидела на корточках в камере, цитируя Шиллера. Конечно, она делала то же самое на свободе, и я действительно не думаю, что она понимала, где находится. Вот почему я питаю отвращение к аристократии. Странного вида люди со смешными именами типа «Вахвах» или «Клампс» (заросли). Цирковые люди. И дети, похожие на лабораторные экземпляры, плавающие в стеклянных банках.

С. Вы действительно ошпарились сегодня.

М. Вначале я говорю вам о вашей сказочной подружке и сержу вас, затем осчастливливаю вас рассказом о евреях в подвале, а теперь вы злитесь, потому что я насмехаюсь над упадническими старыми кроликами со шлейфом титулов и столь же безмозглыми, как черепахи Что у вас есть, кроме фальшивых картин? Как насчёт хороших шахмат? Почему не взять их из банка и не сделать мне подарок? Ротшильды никогда не упускали такой возможности, и, поступив так же, вы немного улучшите вашу игру.

С. Вы продолжаете приставать ко мне с подобными вещами? Вы знаете, что я просто не могу пойти в банк и дать вам то, что вы просите. Это должно быть qui pro quo в конце концов.

М. А вы продолжаете приставать ко мне с царскими янтарными гарнитурами. Теперь, когда я продал их вам, вы хотите знать, есть ли у меня ещё, не лежат ли сокровища где-нибудь поблизости. Вы иногда бываете таким занудой. Вы хотите отправить янтарь вашей семье?

С. А, вот они где! У вас ещё действительно что-то есть.

М. Очень мало, и вы их не получите. С другой стороны, Дюрер великолепно смотрится в моём кабинете, большое вам спасибо. Расскажите мне что-нибудь о вашем президенте Трумэне. Он любит искусство?

С. Вы должны определиться в терминах. Купальный костюм, разрекламированный в газетах, может рассматриваться как искусство, вы знаете.

М. И нет сомнений, вы знаток подобных вещей, также как и репродукций позднего фон Гледена, но Трумэн, разве он не коллекционирует искусство?

С. Я не знаю всех в Америке, и я не знаю Трумэна. Я так не думаю. Он простой человек из сельской местности. Если он любит картины, это должны быть изображения цветов или восхода солнца.

М. Не толстые ренуаровские обнажённые женщины?

С. Мой бог, нет. Его жена никогда не допустит подобных вещей.

М. Если что-то стоит много денег, жёны могут закрывать глаза на отвисшую грудь.

С. О ком вы говорите? О миссис Трумэн?

M. Нет, о живописи, вы что, идиот? Если, конечно, вы не имели связи с этой женщиной и не можете обсуждать её анатомию по личному опыту.

С. Послушайте, мы не можем быть серьёзнее и вернуться к делам?

М. Я просто хотел узнать, могли бы мы дать взятку президенту в виде некоторых наших, когда-то украденных, картин, вот и всё. Вы сразу же начали обсуждать отвисшие груди жены президента, и я заметил, вы отказались признать, что имели с ней длительные отношения, поэтому мы и не смогли взяться за дело. Могу я дать ему картину или две?

С. Почему бы вам не спросить об этом у него, если он когда-нибудь позволит вам приблизиться к нему хотя бы на милю?

М. Я сначала приму ванну и натру своё тело одеколоном. Не беспокойтесь, держу пари, что я найду возможность встретиться с ним. Если я сначала наступлю в коровью лепёшку, возможно, он будет добрее ко мне. Конечно, его жена может обеспокоиться тем, что я оставляю следы на её коврах. Мне следовало бы рассказать вам о вечеринке, которую устроил Геббельс на острове Лебедя в Берлине. Что за ужасный фарс! Министр изо всех сил старался выглядеть суперэлегантно, чтобы успешно конкурировать с балами Геринга. Прекрасная вилла была наполнена цветами и слугами, оркестры играли, прекрасные девушки в маскарадных костюмах танцевали, и милые фонарики мерцали на деревьях. Конечно, большинство гостей были старыми и стойкими членами партии, они незамедлительно набрались бесплатного спиртного и сильно опьянели. В то время как Геббельс и его привлекательная жена пытались произвести хорошее впечатление на членов дипломатического корпуса и различных выдающихся иностранцев, происходили пугающие сцены за кулисами и пьяные партийные боссы бегали по сцене, пытаясь насиловать хорошеньких девушек. Геббельсу приходилось кричать, чтобы быть услышанным, чтобы перекричать бьющих посуду и орущих Золотых Фазанов. Я пришёл по необходимости, и должен сказать, что получил большое удовольствие, любуясь оргией. Это выглядело как встреча венгерского парламента. Скажите мне, такие вещи происходят в Вашингтоне?

С. Люди в Вашингтоне знают, как себя вести.