Шеф гестапо Генрих Мюллер

М. Я бы так сказал. Герцог не был нацистом, но он был весьма прогитлеровски настроен, и очень сочувствовал Третьему рейху. Другое дело это то, что герцог не любил евреев и они, разумеется, не любили его. Но они были намного умнее, чем он, и знали, как остаться в тени, пока они плетут свои заговоры.

Вы должны понять, что если бы я был евреем, а тем более евреем-банкиром в Англии в те дни, я тоже был бы зол и напуган прогитлеровски настроенным королем и, несомненно, хотел бы видеть на троне кого-то другого. Но тот, кого они в конце концов получили, был маньяк в качестве премьер-министра. И напоследок война разрушила их финансовую империю, и я полагаю, что, подделывая их деньги, мы не замедляли этого процесса. Большинство людей не заглядывают далеко вперед. Даже если король носит свастику на шее и портрет Гитлера висит над его кроватью, у него нет реальной власти в Англии и он, конечно, блокирован от любых рискованных предприятий прогерманского характера.

С. Были некоторые слухи о последних днях герцога в Испании и Португалии. Существовала версия, что вы собираетесь захватить его или что он собирается поехать в Германию, с тем чтобы ожидать возвращения через Ла-Манш в Англию в качестве короля.

М. Была такая идея, но я знаю, что Гитлер никогда не имел намерения вторгаться в Англию и герцог был только пешкой в этой игре. С тех пор как было решено не проводить вторжения, отпала необходимость держать герцога в морозильнике, чтобы вытащить его, когда он станет нужен. Но англичане верили, что мы собираемся напасть, и верили нашим подложным историям о том, что мы проводим заключительные переговоры с герцогом. Британское правительство тактично предупреждало герцога, что если он не уедет на Багамы в качестве губернатора, убьют его жену и тогда ему придется уехать. Это было бы облегчением для Берлина, так как если бы герцог прилетел в Германию, что мы должны были делать с ним? Посадить его в старый замок как бельгийского короля и выслушивать поток его жалоб на еду и сервис?

С. Вы знаете, что британцы сильно хлопотали, чтобы получить после войны максимум документов. Шла большая охота за всеми этими материалами. У нас были некоторые, и мы отдали их им.

М. Вы когда-нибудь видели какие-то из этих материалов?

С. Мы все скопировали, хотя Эйзенхауэр запрещал это.

М. Мне лично герцог безразличен. Так или иначе, по моему профессиональному мнению, он был всего-навсего тщеславным, глупым человеком, злым, но он не был намеренным предателем. Случайным - возможно, но не намеренным. Его солнце уже давно закатилось, и в любом случае все это сейчас открыто для спекуляций журналистов.

С. Британцы стали столь одержимы и скрытны по таким ничтожным поводам, что я не удивлюсь, что каждый связанный с ними видит заговор на каждом углу. Слухи из нужника, как мы называли это, определили герцога в нацистские шпионы, но я подозреваю, что вы правы.

М. Конечно, я прав. Естественно, если бы мне приказали подготовить бумагу для Гитлера, в которой говорилось, что герцог сочувствует коммунистам, я стал бы делать это без колебаний. И не поднимайте брови, когда я говорю такие вещи. Я уверен, что вы, и особенно м-р Даллес, делали то же самое. Вы сказали то, что вы хотели сказать, и забыли все остальное. Это верно? Но в частном - в частном - разговоре мы говорим то, что мы действительно думаем, не так ли?

С. Я бы сказал, так. Но, не в обиду вам, вы всегда правдивы со мной?

М. Когда это устраивает меня и вас. Мои комментарии по поводу Виндзора не имели иной цели, нежели рассказывать вам о моих впечатлениях. Вы не собирались арестовывать его, и Гитлер больше не существует, чтобы оказывать поддержку, таким образом вердикт по поводу герцога войдет в историю надлежащим образом приукрашенным, дабы заинтересовать третьеразрядных авторов и их издателей.

Я слегка озадачен тем, что кто-то будет писать мою историю. Я буду изображен как монстр, который носится по Европе и вытаскивает у старух ногти раскаленным пинцетом. Я пытаюсь представить себе коммунистического писателя, обсуждающего меня в печати. Вам следовало бы делать записи и польстить мне в них. Я могу отдать вам царский портсигар, если вы согласны. С другой стороны, если вы когда-нибудь упомянете мое имя за пределами этого кабинета, писаки прочешут местность и найдут вас.

С. Я напишу о Моне. Но не о вас.

М. Хорошо, можете забирать Моне. Но отдайте мне Дюрера. Скажите, есть ли еще любопытствующие по поводу герцога?

С. Есть те, кто хотел бы пересмотреть ваши дела по нему. Ему был запрещен въезд в Соединенные Штаты во время войны, вы знаете. Гувер был причастен к этому, но Рузвельт приказал запретить.

М. Что же могли делать герцог и герцогиня в вашей стране?

С. Я не могу обсуждать это здесь.

М. Так, значит, вы хотите получить все виды информации от меня - и не хотите упомянуть, почему герцогу отказали во въезде в вашу страну.

С. Это неважно. Черчилль просил Рузвельта не пускать герцога и его жену. Он думал, они будут болтать о нем, если контроль будет слабее, чем это возможно на Багамах. Ничего другого.