Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 2]

— Слушай же меня, грешная душа. Завтра же поди к властям и покайся перед ними. Укажи, что видел ты, кто выкрал духовное завещание мое. Все расскажи, ничего не утаивай, этим душу свою спасешь от гиены огненной!

Гремит голос выходца с того света!

— Пойдешь?..

— П... и... пойду...

— Выдашь вора Ловкова?

— В... в... выдам...

— Смотри, а то страшные адовы муки примешь!

И призрак исчез.

Темно еще. Еле рассвет брезжит.

— Матушка... матушка барыня... Антонина Александровна...

Спит Кромова чутким, тревожным сном.

— Проснитесь... Христа-ради, проснитесь... умираю я.

Вскочила Антонина Александровна испуганная, смятенная.

Глядит, а на полу, ползком тащится к ее кровати старый камердинер Прокл Онуфриевич.

— Что ты? Что тебе? Что с тобой? — крикнула она.

— Уми... умира-а-а-ю... Скликайте народ скорее: покаяться хочу ...про все покаяться... Знаю я про заве... завещание. Василий Алексеевич его украл... Ох, тяжко мне… Все покажу... Скорее народ созывайте... а то помру, не успею.. Христом Богом молю, бегите... звоните...

Антонина Александровна вскочила, как была, в одной сорочке.

— Господи... что же... кого же звать...

Она совершенно растерялась и стала зря бестолково метаться по спальне...

А минуты старого слуги-предателя были, действительно, уже сочтены.

Он тяжко дышал, хрипел, не имея сил подняться с полу.

— Скорее!.. Выкрал он, проклятый... пятьдесят тысяч мне за это дал. Простите меня, матушка-барышня... сзывайте скорее народ... А то ничего не выйдет... потому вы меня без свидетелей слышите... Ох! Ох!

И увы! Действительно, ничего не вышло; когда, наконец, сбежались служащие, старик был уже мертв.

С ним умерла для выигрыша дела тайна исчезновения последнего духовного завещания. Сколько ни судилась несчастная Кромова, она ничего не добилась.

Путилин мастерски сыграл свою роль в этом деле. Одного только не мог предвидеть гениальный сыщик: смерти камердинера в ту же ночь, когда он принудил его на сознание.

Но с Господом Путилин не беседовал и, поэтому знать не мог.

«ЗОЛОТАЯ РУЧКА»

ПРЕДИСЛОВИЕ

Подобно знаменитому русскому авантюристу экскорнету Николаю Герасимовичу Савину (одно из гениальных похождений которого — попытка явиться «претендентом на Болгарский престол» — уже известно нашим читателям), «Золотая Ручка» — еврейка Сонька Блумштейн — является одной из самых ярких, блестящих фигур судебно-криминального мира.

По массе содеянных преступлений, по дерзости и смелости, с какими она совершала их, она не имела соперниц.

Между Савиным и «Золотой Ручкой» есть, конечно, большая разница в том отношении, что первый нечаянно«свихнулся» и покатился по наклонной плоскости преступности, тогда как вторая была, так сказать, прирожденнойпреступницей.

Первый был барином до конца ногтей, вторая — юркая дочь той накипи гонимого племени, где контрабанда, эксплуатация проституции и всевозможные гешефты на земле гоев не вменялись в особое преступление (нравственно-моральное). Савин избегал пролития крови, Сонька Блумштейн была обагрена ею.

И таковы были слава и популярность Соньки, что ее прозвище «Золотая Ручка» стало нарицательным.

«Работает чисто, как «Золотая Ручка». 3/4 «Эх ты, «Золотая Ручка».

Имя ее присваивалось и присваивается многими особами из темного, преступного мира, но... слабые, жалкие копии, как все, вообще, копии, бледнели и бледнеют перед блеском оригинала.

Главной сферой «работы» знаменитой воровки-преступницы были железнодорожные поезда. Здесь она чувствовала себя, как рыба в воде.

Для нее самым крепким образом запертые купе были «открытыми дверями»; самый быстрый, бешенный ход поезда — «пустяшной преградой к исчезновению».

В кровавой летописи железнодорожных краж-убийств она занимала совершенно обособленное, исключительное место

СТРАШНОЕ КУПЕ I КЛАССА

В курьерском поезде Варшавской железной дороги, следовавшем из Варшавы в Петербург, уже почти все пассажиры готовились к прибытию: упаковывали вещи, умывались, чистились.

После Гатчины прошел контроль: кондуктор и обер-кондуктор.

3/4 Ваши билеты, господа! Сейчас Петербург!

У дверей купе I класса остановился обер-кондуктор.

Он потрогал дверцу. Заперта.

3/4 Здесь, ведь, этот богатый помещик находится? — тихо спросил кондуктора обер-кондуктор.

3/4 Так точно, Иван Васильевич.

3/4 Спит, верно. Побудить?

3/4 Да стоит ли? Багажу с ним мало... Чемоданчик ручной.

3/4 Ну, так успеет. А, признаться, на чай хорошо получал?

Кондуктор хихикнул.

3/4 Перепало малость. Дозвольте вас, по прибытии, чайком угостить, Иван Васильевич.

3/4 Ладно... что же — это можно, — довольно улыбнулся упитанный обер-кондуктор.

Вот уже и Петербург.

Гремя, хрипло дыша, вошел под навес вокзала поезд.

Началось то бешеное движение, та глупая, противная суета, какая всегда бывает при прибытии дальнего поезда.

3/4 Ваше сиятельство! — уже громко, сильно постучался кондуктор в запертое купе. Ни звука оттуда, ни шороха.

Какой-то непонятный страх заполз в душу кондуктора.

3/4 Что бы такое это могло означать?

Он бросился из вагона, с трудом протискиваясь среди массы выходивших пассажиров.