Шея

За время прогулки мы более не обменялись ни словом. Слова были нам не нужны. Он проводил меня по аллеям, показывая затейливо подстриженные деревья, изящные беседки, пруды, детский лабиринт со стенами из грабов и лип — как хорошо должно там быть летом, когда деревья покрыты листвой! Цветники, каменные сады, теплицы с виноградными лозами и нектариновыми деревцами. И конечно, скульптура. Здесь были работы большинства современных художников Европы, выполненные из бронзы, гранита, известняка, дерева. Они радовали глаз в солнечном свете и всё же нарушали цельность правильно разбитого огромного парка.

— Передохнём? — предложил через час сэр Бэзил.

Мы сели на белую скамейку около пруда с кувшинками, в котором плескались карпы и золотые рыбки, и закурили. Мы были далеко от дома, на вершине возвышенности, и перед нами лежала перспектива садов, похожая на рисунок в старом учебнике архитектуры, где зелёные изгороди, лужайки, террасы и фонтаны сплетаются в изысканный узор кругов и квадратов.

— Отец купил поместье до моего рождения. Я жил в нём всегда и знаю тут каждый дюйм. И с каждым днём люблю его всё больше и больше.

— Наверное, здесь летом прелестно.

— О да. Вам надо приехать сюда в мае-июне. Приедете?

— Безусловно, — сказал я. — С удовольствием, — и, ещё не договорив, увидел вдали женщину в красном платье, идущую меж цветочными клумбами. Раскачивающейся походкой она пересекла широкую поляну, свернула налево и вдоль стены подстриженных тисов вышла к другой, идеально круглой поляне, со скульптурой в центре. За ней следовала короткая тень.

— Дом старше парка, — сказал сэр Бэзил. — Парк разбил в начале восемнадцатого века француз Бомонт, тот же, что проектировал Левенс в Уэстморленде. В течение года здесь работали двести пятьдесят человек.

К женщине в красном платье присоединился мужчина. Они теперь стояли лицом к лицу на расстоянии одного ярда, посреди садовой панорамы, на круглой лужайке и разговаривали. Мужчина держал в руке какой-то чёрный предмет.

— Хотите, я покажу вам счета, предъявленные Бомонтом старому герцогу?

— Да, очень интересно взглянуть.

— Он платил рабочим по шиллингу в день, а длился рабочий день десять часов.

Яркое солнце мешало следить за движениями и жестами двоих на лужайке. Они обернулись к статуе и, видимо насмехаясь над её формой, указывали на неё пальцами. Я опознал работу Генри Мура, небольшую, деревянную, с гладкими контурами, редкостной красоты. Помимо торчащих во все стороны непонятных отростков, в ней были прорезаны два или три отверстия.

— Когда Бомонт сажал тисы для шахматной доски, он знал, что раньше чем через сто лет от них будет мало проку. Мы не обладаем таким запасом терпения, планируя что-либо, как по-вашему?

— Нет, — сказал я. — Не обладаем.

Чёрный предмет в руке мужчины оказался фотоаппаратом. Он отступил назад и фотографировал женщину рядом со статуей. Она принимала разные позы, все нарочито комичные. Раз она обхватила обеими руками торчащий отросток и прижалась к нему щекой, потом вскарабкалась и села верхом на статую, зажав в кулаке воображаемые поводья. Высокая стена деревьев заслоняла их от дома, да и от любой точки парка, кроме того холма, на котором мы находились. Они имели все основания полагать, что их никто не видит, и, если бы они и взглянули на нас, смотреть бы им пришлось против солнца. Они бы не различили две неподвижные фигурки на скамье у пруда.

— Люблю эти тисы, — сказал сэр Бэзил. — Они такого необычного цвета, глаз на них отдыхает. А летом, когда вокруг всё сверкает, они разделяют поле сплошного блеска, и тогда легче смотреть. Заметили, как переходят на листьях один в другой оттенки зелёного?

— Да, очень красиво.

Мужчина объяснял что-то женщине, показывая на статую. Оба смеялись, закидывая головы назад. Следуя указанию мужчины, женщина обошла вокруг деревянной скульптуры, пригнулась и просунула голову в одно из отверстий. Статуя была размером с небольшую лошадку, только поплоще. Я видел обе стороны, слева женское туловище, справа торчащую голову. На пляжах часто устанавливают такие аттракционы, просовываешь голову сквозь дырку в щите и фотографируешься в виде толстой старухи. Мужчина нацелил объектив.

— Ещё одно насчёт тисов, — продолжал сэр Бэзил. — В начале лета, когда идут молодые побеги…

Он оборвал себя, выпрямился и наклонился чуть-чуть вперёд. Всё его тело напряглось.

— Идут молодые побеги, что же тогда? — спросил я.

Мужчина сделал снимок, но женщина не вынимала голову из отверстия. Он заложил руки с фотоаппаратом за спину, и подошёл к ней. Он наклонился вплотную к её лицу и, похоже, несколько раз поцеловал её. В солнечном безмолвии сада как будто послышался отдалённый женский смех.

— Пойдём домой? — спросил я.

— Домой?

— Да, выпьем по коктейлю перед едой.

— Коктейль? Да, возьмём по коктейлю.