Шейх

Дорожка, вымощенная камнем, огороженная вбитыми в землю гильзами длиной всего ничего — каких-то тридцать-сорок метров, заканчивалась прямоугольной площадкой, которая своей северной стороной вплотную примыкала к офицерской столовой, представлявшей собой обычную брезентовую палатку. Не новую, но вполне приличную, ещё не потрёпанную «жизнью» и погодными условиями. Перед самым входом в неё лежала большая металлическая решётка для чистки обуви, а слева, врытые глубоко в землю, возвышались два гладко оструганных деревянных столба, соединённых меж собой деревянной же перекладиной. На одном из них висел обычный алюминиевый, однососковый рукомойник, на втором на больших гвоздях трепыхалось под порывами налетающего ветра белое армейское полотенце. А в приколоченной к перекладине пластмассовой мыльнице лежало тоже белое армейское туалетное мыло.

Подойдя к умывальнику, Игорь намылил руки, вымыл их, тщательно вытер полотенцем и только после этого шагнул в помещение столовой. В нос сразу же шибанул умопомрачительный запах настоящего украинского борща.

— Офигеть и не встать! — выразив подобным образом свои эмоции, он снял, повесил на одежную вешалку кепку и направился к уже сидевшему за столом Ефимову.

— Как на вкус?

— Могло быть и лучше! — ответил Сергей, помешивая ложкой ярко-бордовое, слегка приправленное сметаной, варево. Похоже, восторгов Гуревича по поводу приготовленного блюда он не разделял. А из-за перегородки раздаточной уже появился рядовой Серёгин — срочник из взвода материального обеспечения, время от времени выполнявший обязанности официанта. Неся на вытянутых руках поднос с четырьмя дымящимися порциями первого, он сразу же направился к столу, за который усаживался капитан Гуревич.

— Спасибо! — принимая тарелку, поблагодарил капитан и, поставив на стол, тут же запустил ложку в её ароматное содержимое.

— И мне тарелочку ставь! — весело потребовал появившийся в дверях старший лейтенант Крушинин.

— Нафик, этого можно вообще не кормить! — сидевший за соседним столом командир роты связи капитан Воробьёв довольно осклабился. — Давай, шеф, тащи лучше сюда!

Солдатик, было уже вознамерившийся снять с подноса ещё одну порцию, замер.

— Но, но! — запротестовал вновь прибывший и, не озабочиваясь снятием кепки, спешно подрулил к замешкавшемуся Серёгину. Широко ухмыльнувшись, он, не обращая внимания на протестующие возгласы дожидавшегося своей пайки Григория, ухватил с подноса тарелку с борщом и, плюхнув её на стол, опустился на пустующий стул.

— Ну, как оно Вам? — спросил он, беря ложку и примериваясь к кусочкам тонко порезанного хлеба. Смятая кепка почти сама собой очутилась на спинке стула.

— Ничего, сойдёт, но могло быть и лучше, — повторил слова Ефимова Гуревич, — капустка квашенная подкачала. А так ничего.

— Да я тебя о капусте что ли спрашиваю? Во, блин! Вы только о жратве и думаете! — скорчив презрительную гримасу, Станислав зачерпнул полную ложку и потащил её в рот. На полпути он остановил руку, осторожно подул на горячий борщ и наконец-то соблаговолил пояснить свою собственную мысль: — Да я вас про Б/З спрашиваю, а вы мне о борще рассказываете! — содержимое ложки наконец-то достигло его губ.

— А ничего себе борщик! — несколькими секундами спустя заверил он. Затем вопросительно взглянул на своих друзей, ожидая их реплики, но, так и не дождавшись, принялся развивать собственную мысль дальше: — Интересно, как они себе это представляют? — он снова хлебнул борща. — На недельку задержать… — хмыканье и качание головой, — блин… Дурдом! Что с того, что мы перекроем три участка местности? Ему что, путей других не будет? В конце концов, он же не попрётся в голове колонны?! У него в охране, я думаю, не одни дураки ходят! Одного навернём, а остальные сделают ноги.

— Слушай, Слав, дай пожрать! — не выдержав, перебил его монолог капитан Гуревич. — Какая тебе, хрен разница, можем мы его задержать — не можем. Короче, ешь давай и нам не мешай. Повезёт — грохнем, получим по медальке, не повезёт — свежим воздухом подышим.

— Я же говорил, не надо было ему борща давать! — вмешался в их диалог командир роты связи. — Сейчас бы выпнули на улицу, и сидели себе спокойно, — Воробьёв, как всегда, был до невозможности добр.

— Да, я думаю, и сейчас не поздно! — охотно поддержал его мысль Игорь.

— Но, но! — опять запротестовал Крушинин, и его неожиданно поддержал появившийся в столовке и слышавший последние реплики Фадеев:

— Нет, нельзя!

— Правильно, товарищ майор! — приободрился старший лейтенант, никак не ожидавший от него такой помощи.

— Нельзя, — повторился Фадеев и, улыбнувшись, подсел к сидевшему в одиночестве Григорию, — всё равно он в тарелку со своей немытой рожей уже влез. Не выливать же теперь!

— И Вы, товарищ майор, туда же! — нарочно официально и одновременно как бы обиженно пробухтел Крушинин. — Но я всё одно скажу: — Он поднял ложку вверх и, потрясая ей в воздухе, торжественно озвучил свою только что пришедшую ему в голову мысль: — Давайте так: если возьмём «кассира» — вам ордена и медали, а мне содержимое его чемодана.