Шейх и пери

А Салтан музыку обожал. Не предназначь ему судьба стать эмиром, он, без сомнения, прославился бы как талантливый пианист. И еще он обожал свою единственную жену. Их отец тоже не имел гарема — скорее, потому что находил эту старинную забаву накладной для казны — и, на западный манер, ограничился только одной женой. С матерью они составляли весьма гармоничную пару, но такой нежной близости, как между Салтаном и Нурией, у родителей Гасан не видел.

Он вообще никогда больше не видел таких отношений, как у брата и его жены, и даже не поверил бы, что такое вообще возможно, если бы не наблюдал за ними изо дня в день собственными глазами. И, что самое странное, Салтана и Нурию объединила именно любовь к музыке!

Как наследник брат должен был жениться рано — какое счастье, что от самого Гасана этого не требовали! — и ему подобрали невесту, которую, по традициям, до свадьбы он не должен был видеть. Но сейчас, к счастью, не то время, и жениху с невестой все же устроили «случайную» встречу, и не где-нибудь, а в Миланской опере. Было уже известно, что Нурия тоже получила европейское образование, но не в Англии, как Салтан, а в Италии, причем образование музыкальное. Понятно, что именно это обстоятельство оказалось для брата решающим при выборе из прочих принцесс-претенденток будущей жены.

У них были соседние ложи, и в первую минуту Салтан с огорчением подумал, что фотографии Нурии — откровенная ретушь. Скрепя сердце он все же заговорил с ней через перегородку между ложами, и тут произошло чудо! С первой же фразы, произнесенной мелодичным голосом Нурии, и по теплому свету, полившемуся из ее глаз, он вдруг понял, что их брак уже заключило само небо! Позднее Нурия призналась ему, что тогда, в «Ла Скала», она почувствовала то же самое.

Молодожены купались в счастье, а потом коренастенькая Нурия начала рожать Салтану одного сына за другим. После четвертого мальчика родилась Фатима. К тому времени Салтан уже сменил на престоле отца и вместе с по-прежнему холостым братом энергично занимался реформами и просвещением. Рождение Фатимы совпало с открытием в стране первой филармонии, и Салтан расцветал от гордости за оба своих детища.

— По-моему, ты дочери рад даже больше, чем первому сыну, — удивлялся Гасан. — Какая необходимость тебе самому ее купать? Тем более что мужчина не должен видеть голой свою дочь. Это дурной знак.

— Ты суеверный ханжа! Ты не понимаешь! Она — моя женщина. Моя, моя! Моя плоть и кровь. Такая маленькая, а у нее уже все по-настоящему, как у женщины! Ну, грудь вырастет потом. Она будет королевой!

— Ты что, ради нее собрался изменить порядок престолонаследия? — Гасан всерьез испугался за рассудок брата.

— Глупый! Я выдам ее за британского принца, и она станет королевой Англии!

Гасан благоразумно решил, что лучше не спорить, но девочка росла и становилась очень похожей на свою бабушку — их красавицу-мать, и неожиданно он стал чувствовать, что завидует брату и даже ревнует к нему малышку. Ведь если она — плоть и кровь Салтана, а тот — его родной брат, значит, Фатима отчасти — и его плоть и кровь!

Гасан использовал любую возможность, чтобы побыть с девочкой.

И он с гордостью чувствовал, что малышка тоже всегда рада поиграть именно с ним, однако это удавалось не часто: по обычаю, ему не следовало наведываться в покои невестки в отсутствие брата. Гасан придумал выход. Когда девочке пошел четвертый год, он предложил брату, что сам начнет учить ее верховой езде, а заодно — и английскому.

Тот рассмеялся.

— Отличная идея! Но я не понимаю, если ты так любишь детей, почему бы тебе не жениться и не завести своих?

— Зачем? Не хватало еще, чтобы они с твоей четверкой, не приведи Аллах, затеяли междоусобицу, когда нас не станет!

Тогда Гасан так думал искренне. Но судьба распорядилась иначе: не стало их всех. Он — единственный мужчина в роде эль-Кхалифа. И у него нет наследника.

Следовало, не откладывая, решать матримониальную проблему, но у него не было на это ни времени, ни желания, ни сил. Все навалилось сразу. Во-первых, после успешно проведенного теракта активизировались экстремисты, во-вторых, надо было жесткой рукой продолжать начатые братом реформы, заботясь о благе страны, и, в-третьих — Фатима. Или все-таки во-первых?

Девочка перестала есть, спать и разговаривать. Врачи уверяли, что со временем это должно пройти, а в таком юном возрасте — и достаточно скоро. Однако и через полгода девочка молчала, а ела и все-таки засыпала, только когда рядом с ней был он сам. Но как справиться с делами и одновременно выхаживать ребенка? Как ему это удавалось, причем в глубочайшей тайне, Гасан вряд ли сумел бы ответить. Он мечтал лишь об одном — хоть раз выкроить себе для сна не четыре часа, а хотя бы пять.

И вот однажды в полдень, с месяц назад, он сидел рядом с Фатимой перед тарелкой каши и уговаривал ее съесть хоть чуть-чуть, нервничая при мысли о том, что если через двадцать минут он не войдет в тронный зал, то заставит ждать премьер-министра Ламбутании, а это в свою очередь могло привести к самым непредсказуемым последствиям.

На пороге возник Рашид.