Шейх Мансур

Перед въездом в селение стрельбой из ружей дружки возвещали о прибытии невесты, а девушки, приехавшие с невестой, били в бубны, тазы и пели в честь молодых. В доме жениха невесту по ковровым дорожкам провожали в специально отведенную для нее комнату, где она вместе с сопровождавшими ее женщинами оставалась до окончания свадьбы. Сам жених не участвовал в свадебных торжествах — он укрывался в доме друга или родственника. Даже после свадьбы молодой муж первое время приходил к жене тайком, ночью, скрываясь не только от односельчан, но и от собственных родителей. Жена также в течение нескольких недель после замужества не говорила с отцом своего мужа и его близкими родственниками, проявляя тем самым свое уважение к ним.

На свадебный пир собиралось все селение, на угощение приглашали даже случайных путников — они считались гостями всего аула и пользовались особым почетом и вниманием. Пир в доме жениха продолжался в течение трех дней. В сакле и под навесом ставили миски с вареным мясом, кусками масла и меда, лепешками в топленом масле, халвой из масла, смешанного с обжаренной мукой и медом, и другие яства. После пиршества старики расходились по домам, а молодежь оставалась веселиться. Слово «ловзар» по-чеченски означает не только «свадьба», но и «праздник», «торжество», «игра».

Чеченская свадьба обязательно сопровождалась танцами, игрой на музыкальных инструментах, соревнованиями в остроумии, в исполнении частушек, выступлениями клоунов (джухург) и канатоходцев (пельхьу), состязаниями лучших наездников. Свадьба вовсе не была стихийным мероприятием — ею полновластно распоряжались «тхьамда» (тамада) и два его помощника, мужчина и женщина. Без их сигнала не разрешалось начинать танцы.

В разгар свадьбы появлялся мулла с двумя свидетелями. Он выпроваживал из комнаты присутствующих и спрашивал невесту: «Желаешь ли ты выйти замуж за такого-то, сына такого-то?» После утвердительного ответа он шел к отцу невесты и спрашивал его: «Желаешь ли ты отдать дочь свою такому-то?» Получив согласие, мулла приходил в комнату, где сидел жених, и тихо задавал ему вопросы, подобные тем, что задавал невесте. Жених отвечал чуть слышно, чтобы никто, кроме муллы и свидетелей, не мог услышать. Все эти предосторожности были вызваны тем, что чеченцы верили, будто во время обряда можно сглазить жениха. После этого мулла совершал официальное бракосочетание: читал молитвы, слова которых должен был повторять жених. Только тогда начиналось завершающее пиршество, после которого гости расходились, а жених входил в саклю, где его ждала молодая.

Архаичный патриархат наглядно проявлялся в чеченских родильных обрядах. Во время родов муж уезжал из дома и возвращался только после рождения ребенка. Иногда он некоторое время после этого не показывался на глаза родителям и ближайшим родственникам. Рождение мальчика особенно приветствовалось — отец воспринимал это как особую благодать, которую Бог посылает его семье. Женщина, родившая сына, пользовалась почетом и уважением, ее положение в новой семье делалось прочным.

Когда в ауле узнавали о рождении мальчика, все односельчане спешили поздравить родителей. Счастливый отец устраивал в честь этого события пир, иногда длившийся целых три дня, на котором один из уважаемых родственников давал новорожденному имя. Женщины устраивали собственный пир: в комнату матери приходили родственницы и знакомые женщины и после чтения над новорожденным молитвы из Корана принимались за угощение — баранину, рис, разнообразные сладости. На женском пиру младенцу также давали имя — то, какое хотелось матери. Нередко случалось, что отец и мать звали ребенка разными именами. Вот почему мужчины и женщины с двумя именами не были редкостью в Чечне.

До совершеннолетия дети находились в абсолютной власти отца, и не существовало закона, который бы ограничивал эту власть. Но с достижением возраста, когда сыновья уже умели пользоваться оружием и могли стать воинами, отец уже не демонстрировал свою власть над сыном и давал ему больше самостоятельности. По адату все мужчины одной семьи имели равные права, хотя в реальности все же главенствовал отец. Чеченцы считали детей, в особенности сыновей, даром Божьим, поэтому никогда не били их и очень редко ругали. Другой причиной столь гуманного обращения было убеждение, что побои и брань запугивают детей, делают их робкими и препятствуют тому, чтобы из них выросли храбрые воины. «Если ребенок проказничает, — рассуждает чеченец, — это значит, что он будет удальцом. Вырастет большой, наберется ума, не станет делать глупостей и будет джигитом. Ест много? Ну и хорошо — значит, будет богатырь!»