Шекспир

Стиль Флетчера в сравнении с лучшими шекспировскими сценами — вялый и невыразительный. Его движение круговое, а не поступательное. Каждая строка вращается лишь по собственной орбите, не образуя с другими подобие хоровода. Флетчер мыслит медленно; его стих, хотя приятный, однообразно прерывается паузами в конце каждого; он нанизывает строку за строкой и образ за образом так, что мы ощущаем их стыки. У Шекспира же всё смешано, строка набегает на строку, фразы и метафоры перебивают друг друга; прежде чем одна идея освободилась от своей скорлупы, вторая уже проклюнулась и рвется на свободу. И еще одно бросающееся в глаза различие между Флетчером и Шекспиром — пристрастие первого к событиям невероятным и исполненным насилия.

Проницательная характеристика индивидуальных стилей не гарантирует точности в атрибуции текстов. Не всё, что написано в шекспировском стиле, обязательно написано Шекспиром, и не всё, что написано в стиле Флетчера, обязательно следует приписывать ему. Тем более когда они работают в соавторстве. Совместная работа немыслима без согласования, без способности слышать друг друга. Да и в любом произведении, у которого — один автор, естественно присутствие «чужого» стиля, вошедшего в стиль эпохи, или жанра, присущего определенному типу сюжета.

По чьей инициативе мог быть выбран сюжет для «Двух благородных сородичей»?

История известная, обработанная Боккаччо и открывающая — как рассказ рыцаря — сборник «Кентерберийских рассказов» Чосера. Два фиванских принца — Палемон и Арсита — попадают в плен к Тезею и влюбляются в его сестру Эмилию. Дружба борется с любовью, благородство с благородством, но, в конце концов, всё должен разрешить смертный поединок, в ход которого вмешаются небесные покровители соперников — Марс и Венера.

Трагикомедия в духе Флетчера с его любовью к невероятному? Но в еще большей степени — продолжение шекспировского «Перикла» с тем же соединением псевдоантичного и ренессансного. В «Перикле» Гауэр выходил, чтобы произнести Пролог, в «Двух благородных сородичах» Чосер хотя и не появляется, но упомянут в Прологе, выдержанном в его размере — «героический куплет» (парнорифмованный пятистопный ямб). Возрождение приучило ценить национальную традицию, так что память о ее родоначальниках, соединяясь с антично-средневековой стилизацией и рыцарской авантюрой, обеспечила успех «Периклу». Почему бы не повторить его?

Текст «Двух благородных сородичей» вызывает разные предположения, поскольку в нем — несколько стилистических пластов. Там есть сцена сельского праздника, которым верховодит школьный учитель (III, 5). Она выглядит прямым продолжением клоунады с участием учителя Олоферна в «Бесплодных усилиях любви». Быть может, Шекспир воспользовался своей ранней находкой? Так вполне можно было бы счесть, если бы не было известно, что вся эта сцена — вставка из маски, написанной Бомонтом и полюбившейся королю. Так что шекспировской находкой воспользовался не он сам, а Бомонт. Шекспир же воспользовался для своей новой пьесы тем, что в его манере было создано другим драматургом.

В данном случае мы имеем возможность проследить причудливую судьбу текста. Гораздо чаще она остается скрытой от глаз, порождая гипотезы, практически обреченные, поскольку помимо заимствования постоянно происходят наложение влияний, встреча разных манер, взаимная стилизация. Так тогда и работали профессиональные драматурги.

Сельский праздник — добавление к старому сюжету, так же как и одна боковая линия — влюбленность в Палемона дочери тюремщика. Она помогает ему бежать и сходит с ума (к счастью, лишь временно) от любви. Она собирает водяные лилии, пытается утопиться, поет песенку об иве… Сразу приходят на память Офелия и Дездемона, но кто под влиянием этой памяти написал данную сцену — Шекспир или Флетчер, перечитавший шекспировские трагедии? И кому принадлежит весь этот боковой сюжет?

* * *

Из того, что входит в шекспировский канон, только две пьесы не были включены в Первое фолио: «Перикл» и «Два благородных сородича». Они родственны по жанру и по факту соавторства. Если первая из них печаталась при жизни Шекспира, то вторая появилась отдельным изданием в 1634-м под именем обоих соавторов.