Шекспир

Интерес к биографии великих современников проявляйся в XVII веке и отражает, несомненно, пробуждение национального сознания, которое отметило предыдущий век. Но информация публикуется беспорядочно и произвольно, в форме записок посредственных биографов почти сразу же после смерти. Трое из них оставили нам некоторые подробности относительно различных моментов карьеры Шекспира, собранных в то время, когда современники драматурга во всяком случае, его потомки — еще могли давать сведения. Они представляют интерес прежде всего как самые древние. Опасность состоит в том, что именно их древность неудержимо придает им черты правды Тем более что статус Уильяма Шекспира сразу же после смерти, как и в наше время, вызывал понятное неистовое желание проникнуть в тайну, которая окружает его и подстрекает к вымыслу. Очевидно, что первые биографы сообщают сплетни, в которых чувствуется желание привлечь внимание к самому себе, фабрикуя какую-то отдельную черту, относящуюся к характеру или действиям великого человека из Стратфорда. Биографов-дилетантов Шекспира XVII века зовут Фуллер, Дэйвис и Обрей, но первое систематическое биографическое эссе принадлежит следующему веку. Это «Частичное описание жизни и т. д Уильяма Шекспира» («Some Account ot the Life, &c. of Mr William Shakespeare», 1709) Николаса Роу, драматурга, поэта, лауреата, критика, который предваряет полное издание сочинений в 6 томах критическим разбором шекспировских текстов. Биография Роу была авторитетна в течение всего XVIII века до появления «Жизни Шекспира» («The Life of Shakespeare») Эдмунда Мэлоуна, чья полнота охвата и стремление к точности создают основу для отсылок всех современных биографов. Николас Роу почерпнул информацию у Томаса Беттертона, великого шекспировского актера Возрождения, который сам узнал ее от сэра Уильяма Давенанта, поэта, драматурга и театрального антрепренера, по традиционному мнению, крестника Шекспира и незаконнорожденного сына, согласно другим мнениям, распространявшимся представителем первого поколения биографов Джоном Обреем (1626–1697).

Именно к последнему мы обратимся прежде всего, дабы не ввести в нашу историю слишком много недостоверного. Сведения Обрея интересны, потому что они получены от Уильяма Бистона, сына Кристофера Бистона, актера, коллеги Шекспира, который появляется как один из «основных комедиантов» в постановке пьесы Бена Джонсона «У каждого своя причуда»[9] («Everyman in his Humour»). Он обогатился, направив свой талант на постановку спектаклей, и прожил до 1638 года, а его сын до 1682 года, следовательно, на двадцать два и шестьдесят шесть лет соответственно пережив Шекспира.

В оставшихся после смерти Обрея документах находим материал, состоящий из четырехсот двадцати шести статей различного объема, иногда представляющих простые проекты. Среди этих «Кратких жизнеописаний» («Brief Lives»), которые дают нам представление о великих людях XVI и XVII веков, находим заметку о Шекспире. Вот она, переведенная ниже:

«Уильям Шекспир родился в Стратфорде-на-Эйвоне в графстве Уорик. Его отец был мясником, и если верить соседям, будучи мальчиком, он учился профессии своего отца. Когда он убил быка, то сделал это, произнеся речь. Этот Уильям, имея природную склонность к поэзии и драматической игре, прибыл в Лондон в возрасте восемнадцати лет, как я полагаю, и стал актером в театре, и его игра была одной из самых блестящих: в то время как Джонсон никогда не был хорошим актером, а был хорошим наставником. Он рано попробовал свою руку в драматической поэзии, которая в этот момент была на низком уровне, и его пьесы имели успех. Это был красивый мужчина, прекрасно сложенный и очень хорошо воспитанный, с легким, живым и приятным умом. Образ констебля для «Сна в летнюю ночь» он нашел случайно в Грендоне в Бэкингемшире (я полагаю, что именно в этом сезоне он был там), которой находится по дороге из Лондона в Стратфорд, и именно здесь жил этот констебль в 1642 году, когда я прибыл в Стратфорд. Бен Джонсон и он проводили время в изучении характеров повсюду, где бывали. Однажды, когда они были в таверне в Стратфорде-на-Эйвоне, должны были хоронить некоего Коума, старого и богатого ростовщика. И там он импровизирует эту эпитафию:

Десять из ста дьявол потерпит,
Коум же хочет двенадцать и баста.
У кого мы ни спросим, кто в этой могиле,
«О! — дьявол ответит, — это Джон Коум».