Шекспир

Речь идет о первой пьесе Бена Джонсона, поставленной труппой камергера в сентябре 1598 года — «Всяк по-своему» или, если дать дословный перевод, — «Каждый в своем гуморе» (Every man in his humour).Открывая ею свои труды, Джонсон предпошлет — в знак уважения и благодарности к актерам — список первых исполнителей. Среди них назван и Шекспир. Это единственный случай, когда не предание, а печатный текст свидетельствует о его участии в спектакле как актера. Какую роль он исполнил? Скорее всего, рассудительного пожилого джентльмена — Ноуолла. Говорящее имя — «всезнающий».

* * *

Шекспир в редких случаях давал персонажам говорящие имена. Джонсон — постоянно. О чем они говорят? О том, что у каждого из персонажей есть своя отличительная, доминирующая в его характере черта. Показать и понять человека для Шекспира — значит увидеть его во всем разнообразии, доходящем до противоречивости. Для Бена Джонсона — выявить в нем главное, то, что определяет характер в его цельности.

Ближайшие современники предпочли тип комедии, созданный Джонсоном и доведенный в Европе до блеска и совершенства Мольером. Пушкин предпочел шекспировский, памятно сравнив его не с Джонсоном, а с более известным Европе Мольером:

Лица, созданные Шекспиром, не суть, как у Мольера, типы такой-то страсти, такого-то порока; но существа живые, исполненные многих страстей, многих пороков; обстоятельства развивают перед зрителем их разнообразные и многосторонние характеры. У Мольера скупой скуп — и только; у Шекспира Шейлок скуп, сметлив, мстителен, чадолюбив, остроумен. У Мольера лицемер волочится за женою своего благодетеля, лицемеря; принимает имение под сохранение, лицемеря; спрашивает стакан воды, лицемеря… (Table-talk).

Сказанное Пушкиным о Мольере верно и для Джонсона с той лишь поправкой, что Мольер более последователен в осуществлении того же принципа. Джонсон был едва ли не первым в Европе, кто ступил на путь сатирической комедии с говорящими именами, который позже назовут «классицистическим». Для самого Джонсона его манера была классической,ориентированной на античные образцы. Он не просто брал у античных авторов сюжеты — он переводил их текст и страницами включал его в собственный. У них он учился пониманию. В античности он нашел основание и для своей драматической теории, на которую прямо указывает название его комедии: «Теория гуморов». Термин восходит не к античной эстетике, а к античной медицине. Преобладание той или иной жидкости в теле человека определяет его темперамент: преобладание крови создает сангвиника, флегмы — флегматика, черной или желтой желчи — меланхолика и холерика.

Бессмысленно в комедиях Джонсона искать распределение персонажей в соответствии с диагнозом. Гумор в комедии, в отличие от медицины, задан не столько природой, сколько — обществом. Он относится к нравам и диктуется модой. С точностью делового человека такое понимание гумора формулирует персонаж с говорящим прозвищем Кэш (тогда оно значило то же, что и теперь): гумор — это «монстр в обличье джентльмена, рожденный притворством нашего галантного века и вскормленный глупостью» (III, 2).

Хорошо сказано, хотя и трудновато для водоноса Коба, кому это разъяснение адресовано. Кстати, имя «Коб» тоже говорящее и, возможно, говорит больше, чем значит: этим коротким словцом в Лондоне звали людей его профессии — водоносов, но предполагают, что Джонсон подключился к шекспировским выпадам против лорда Кобема… Так ли, трудно сказать, но вполне вероятно, поскольку Джонсон, кажется, не в силах был пройти мимо какой-нибудь литературной разборки, чтобы в нее не вмешаться. По своему гумору он был прирожденным холериком — спорщиком, неистовым и гневливым. Там, где не хватало остроумия и огромной эрудиции, он пускал в ход могучие кулаки, так что в литературной таверне «Сирена» его побаивались. Актера Спенсера он просто вызвал на дуэль и убил, за что мог быть казнен, но воспользовался привилегией, дарованной тогда ученому человеку, — прочитал молитву на латыни и отделался тем, что ему клеймили большой палец.