Шекспир. Биография

Драки и беспорядки в театрах происходили в основном значительно позже, в восемнадцатом веке. В шестнадцатом веке дело ограничивалось градом яблочных огрызков и орехов, который обрушивался на сцену, если спектакль не начинался вовремя. Все было внове, и само действо так волновало и завораживало, что лондонцы не смели осквернять его бесчинствами. Кроме того, существовало «уличное правосудие», и с ним близко знакомился всякий, кто мешал публике получать удовольствие от спектакля. Во время спектаклей по пьесам Шекспира не случалось шумных потасовок, не вопили пьяные подмастерья. Вероятно, сейчас самое время напомнить, что английская драма начала стремительно приходить в упадок в конце семнадцатого века, когда театры стали более закрытыми, а их репертуар более утонченным.

В пьесе «Всяк в своем нраве» Бен Джонсон писал о «внимательных слушателях»; он считал себя в равной степени поэтом и драматургом, а потому нуждался в понимающей и умеющей слушать аудитории. Описания театральных постановок, сделанные современниками и опубликованные, не дают представления о том, какие чувства испытывали зрители во время спектаклей. Возможно, на их реакции сказывалась привычка слушать проповеди. Этой же привычкой объяснялось и их пристальное внимание к индивидуальным чертам и поведению героев, а также стремление из всего извлекать нравственный урок.

Тем не менее среди публики попадались внимательные и усердные зрители, они брали с собой записные книжки и заносили в них самые важные отрывки пьес. Нужно помнить, что поэзия в те времена еще оставалась скорее устным, нежели письменным жанром. И любой внимательный театрал елизаветинской поры был весьма чувствителен к расстановке и смысловым оттенкам слов, произносимых со сцены. Публика без труда, или почти без труда, воспринимала непростые шекспировские тексты. Впрочем, если бы эти тексты вызывали серьезные затруднения, Шекспир, прекрасно зная своих зрителей, просто писал бы по-другому.

Но значительную часть аудитории Джонсон изобразил в «Складе новостей»: «Им лишь бы поглазеть, грызя орехи». Следует также помнить о любви елизаветинцев к зрелищам. Волумния в «Кориолане» произносит:

Движение красноречивей слов:
Ведь зренье у невежд острее слуха[308]

.

Давно уже исследователи рассуждают о том, что было важнее для елизаветинской публики — зрительное восприятие или слуховое; обычно авторы делали вывод, что для наиболее интеллектуальной части аудитории важнее было то, что она слышит, а для остальных — то, что они видят. Слова Волумнии — это слова патрицианки, которую могла освистать чернь; их нельзя воспринимать как отражение мыслей самого Шекспира. Для всех очевидно, что своим поздним пьесам Шекспир придал особо пышную зрелищность. Он очень хорошо знал, что это важнейший элемент сценического действа, и использовал любую возможность произвести впечатление и развлечь публику. И никогда не разделял нелестного мнения Джонсона о массовом театре. Ведь этот театр создавался во многом благодаря его усилиям.

И все-таки кажется, что восприятия на глаз и на слух имеют примерно одинаковое значение в драматическом искусстве. Драма в целом — это смесь того и другого, синестетический опыт, в котором, по словам одного любителя театра, соединяется «искусность Речи» с «изяществом Движения». Драма жила характерами и движением.

Перед открытием «Глобуса» финансовая сторона предприятия была тщательно просчитана, и перед Питером Стритом поставили задачу — сделать так, чтобы театр вмещал как можно больше публики. В день открытия играли новую пьесу, и за вход на первое представление плату брали двойную. Цены на обычные спектакли устанавливали одинаковые. Подсчитано, что между 1580 и 1642 годами лондонские театры приняли пятьдесят миллионов зрителей. «Глобус» оказался процветающим предприятием, очень выгодным для всех акционеров. Актеры делили между собой годовую прибыль в 1500 фунтов, и это давало каждому около 70 фунтов. Владельцы здания зарабатывали вдобавок 280 фунтов в год. Итак, на момент смерти доля Шекспира в «Глобусе» составляла 25 фунтов в год, а доля в «Блэкфрайерз» приносила еще 90 фунтов.

Много высказывали догадок об общем доходе Шекспира: ведь он писал пьесы, играл в спектаклях, был «пайщиком», а затем стал постановщиком и одним из хозяев «Глобуса». Цифры называют разные, что-то определенное сообщил лишь Джон Уорд; в начале 1660-х годов он отмечал в своей записной книжке, что у драматурга «доход так велик», что он, «по слухам, тратит в год около 1000 ливров». Конечно, это явное преувеличение. Учитывая все источники дохода, получаем более правдоподобную цифру — около 250 фунтов в год. Напомним, что в то время жалованье школьного учителя составляло 20 фунтов, а поденного рабочего — 8 фунтов. Шекспир упомянул в завещании, что оставляет своим наследникам 350 фунтов и поместье стоимостью 1200 фунтов. Конечно, он не обладал несметным богатством, как предполагают некоторые, однако и был далеко не беден.

ГЛАВА 66

О цвет риторики![309]