Шекспир курит в сторонке

Она послушно устроилась у письменного стола. В районе пяти утра пациент занервничал. Галина, как все медики, отлично знает: предрассветный час – один из самых опасных для человеческого организма, большинство инфарктов и инсультов случается в промежуток от четырех до шести. Медсестра вызвала реаниматолога, Леонид Михайлович сделал какие-то уколы и предупредил:

– Я ввел норвалол.

Галя кивнула. Препарат хороший, но может возбудить больного, вызвать у него галлюцинации. Опасности для жизни нет, но необходим тщательный присмотр. Через пятнадцать минут Ветошь сел и стал озираться. Галина подошла к кровати.

– Борис Олегович, ложитесь.

– Где я? – занервничал он.

– Все хорошо, вы у Егорова, – мягко сказала медсестра. – Пить хотите?

– Афанасий! – воскликнул Борис. – Я дурак!

– Все хорошо, – продолжила увещевать пациента Галя, – давайте, укрою вас.

– Нет, слушай, – зашептал Борис, – опять… снова… на переходе… дежавю! Афанасий! Сделай что-нибудь.

Крепкие пальцы адвоката вцепились в предплечье Галины, изо рта Бориса полился рассказ. Медсестра поняла, что под действием норвалола пациент принял ее за врача и сейчас торопится сообщить, что с ним случилось. Она не имела права выслушивать его, но Борис крепко держал ее и начинал злиться, когда Галя пыталась отнять у него руку. Телефон находился на столе в другом конце палаты, кричать: «Леонид Михайлович, идите сюда!» – было бесполезно, врач не услышит.

И Галя знала, что фаза возбуждения неминуемо сменится крепким сном, поэтому перестала увещевать одурманенного Бориса, просто гладила его по голове и ждала, когда он утихомирится.

А он все говорил и говорил.

Глава 25

Через пять минут Галина поняла, почему адвокат спешно примчался к Афанасию Николаевичу. Ветошь опять увлекся таблетками.

– Работа такая, – шептал он, – надо быть веселым, активным, ночами не спать, днем прыгать. Как кофемолка! Прокручивает человека и вытряхивает остатки. Я лекарства ем не для кайфа, а ради денег и карьеры. Ты же знаешь, Афанасий, по мне ничего не видно и никто не подозревает, что я на колесах.

Борис не колол героин, не нюхал кокаин, а просто ел таблетки, самостоятельно составив себе коктейль из нескольких вполне доступных препаратов. Запивал их тоже разрешенным энергетическим напитком и был готов рыть землю сутками. Когда кураж спадал, Боря шел в туалет, запирался в кабинке и повторял процедуру. Никто никогда не видел его с белым порошком или шприцем, Борис не пил запоем и имел репутацию человека с атомной батарейкой. Сам Боря не считал себя наркоманом. Ну да, он лопает лекарства, но ведь они разрешены! Ему надо сохранять активность, он просто слегка подстегивает себя.

К сожалению, человеческий организм привыкает к воздействию препаратов, Борису приходилось увеличивать дозу, у него начались неприятности со сном, появилось раздражение на окружающих, взбунтовались печень, кишечник.

Окружающие хлопали адвоката по плечу и говорили:

– Классно выглядишь, похудел, помолодел. Всем нам пример – не куришь, не пьешь, фитнесом небось занимаешься, на диете сидишь.

– Хочу прожить триста лет и тридцать три года, – отшучивался он.

Ну не мог же он сказать правду: стал стройным, потому что практически ничего не ем, у меня нестерпимо болит желудок.

От больных люди шарахаются, а Боря имел массу знакомых, он зависел от контактов. Жизнь налаживалась. В понедельник Борис летел за счет олигарха Глагова в Италию, чтобы исключительно по дружбе забрать там в одной лавке ковер с изображением единорога, который должен был пополнить коллекцию банкира Петрова – к нему Глагов шел на юбилей. В среду Ветошь помогал жене одного политика, сопровождал ее в Швейцарию на интимную операцию. В пятницу Борю ждали на конкурсе красоты, он состоял там в организаторах, в субботу предстояло смотаться в Нью-Йорк за щенком для ТАКОГО человека, что фамилию произнести страшно. Выходных не предвиделось – один раз не окажешь дружескую услугу, больше к тебе не обратятся, так недолго и выпасть из обоймы, потерять звание «Борис, который может все»! Оставалось лишь одно – пить таблетки. И ведь все было нормально, а потом, бумс – и тело перестало слушаться.