Читаем Шекспир. Жизнь и произведения полностью

Но вскоре глазам открывается более утешительная житейская философия, связанная с нескрываемым пренебрежением к школьной философии. Как будто насмешливый намек на одну книгу того времени, переполненную пошлыми изречениями знаменитых философов, слышится в словах Оселка к Вильяму (V, 1):

Когда языческий философ ощущал желание съесть виноградную кисть, он раскрывал губы в ту минуту, как подносил виноград ко рту; этим он хотел сказать, что виноград создан для того, чтобы его ели, а губы для того, чтобы раскрываться, –

но в них, наверно, есть и некоторый недостаток почтения к самой этой унаследованной и знаменитой мудрости. Относительность всех вещей, в то время новая идея, с самоуверенным юмором возвещается шутом в ответе на вопрос, как ему нравится эта пастушеская жизнь (III, 2):

Сказать тебе правду, пастух: рассматриваемая сама по себе, она хорошая жизнь; но, рассматриваемая как жизнь пастуха, она ровно ничего не стоит. По своей уединенности она мне очень нравится, но по своей отчужденности она мне кажется самой паскудной жизнью. Как жизнь сельская она мне очень по сердцу; но принимая во внимание, что она проходит вдали от двора, я нахожу ее очень скучной. Как жизнь воздержная, она, видите ли, вполне соответствует моим наклонностям, но как жизнь, лишенная изобилия, она совершенно противоречит моему желудку. Пастух, ты знаешь какой-нибудь толк в философии?

Ответ пастуха прямо подшучивает над философией, в одном стиле с шуткой Мольера, когда он заставляет объяснять наркотическое действие опиума тем, что в опиуме есть известная «снотворная сила».

Пастух. Знаю лишь настолько, чтобы понимать, что чем сильнее человек нездоров, тем он больнее; что тот, у кого нет денег, средств и достатка, не имеет трех хороших друзей; что дождь мочит, а огонь сжигает; что от жирных пастбищ овцы жиреют; что важнейшая причина ночи есть отсутствие солнца…

Оселок. Это совершенно натуральная философия.

Этот род философии образует как бы введение к восхитительной шаловливости и божественной роскоши фантазии у Розалинды.

Кузины Розалинда и Целия кажутся на первый взгляд вариантами двух кузин Беатриче и Геро в только что разобранной нами пьесе. В особенности Розалинда и Беатриче родственны между собой по своему победоносному остроумию. Ивсе же разница между ними весьма велика; Шекспир не повторяется. Остроумие Беатриче вызывающего и воинственного свойства, в нем как бы сверкает клинок. Остроумие Розалинды — задор без жала; то, что в нем сверкает, это «чарующий луч», ее веселый характер прикрывает собой ее способность к глубокому чувству. Беатриче можно заставить влюбиться, потому что она женщина и ни в каком отношении не стоит вне своего пола, но у нее нет эротических задатков; Розалинду охватывает страсть к Орландо, как только она увидала его. С первой минуты, как Беатриче выступает перед зрителями, она является вооруженная, совсем готовая к битве и в превосходном расположении духа. Розалинду мы застаем бедной птичкой, опустившей крылышки; ее отец изгнан, состояние у нее отнято, сама она лишь временно терпится при дворе как компаньонка дочери властителя, почти узница в дворце, где недавно была принцессой. Лишь тогда, когда она приходит в мужском костюме, выступает в образе пажа и начинает вести независимую жизнь на вольном воздухе и в зеленом лесу, лишь тогда к ней возвращается ее радужное настроение и, словно щебетанье пташки, вылетают из уст ее шутки и веселый смех.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза