Шекспир. Жизнь и произведения

Едва ли может быть сомнение в том, что один из источников той черной меланхолии, которая сквозит повсюду в драме «Троил и Крессида» следует искать именно здесь. Эта беспощадная ирония не щадит ни мужчину, ни женщину, ни войну, ни любовь, ни героя, ни любовника, и если одним из ее источников является «женское непостоянство», то другой ее источник, несомненно, «глупость публики». В конце этого разговора Уллис произносит несколько слов об идеальном государственном строе, которые пользуются знаменитостью в Англии. Здесь диссонанс между поводом к этим глубокомысленным изречениям и способом их выражения является особенно разительным. Уллис сообщает Ахиллесу, что греки узнали, почему он отказывается от участия в войне: он влюблен в дочь Приама. Ахиллес недоумевает, каким образом греки разоблачили эту тайну его интимной жизни. Тогда Уллис отвечает с большим пафосом, который плохо гармонирует с незначительностью факта и с отвратительным поведением шпиона, следующими почти мистическими, во всяком случае, чересчур глубокомысленными словами:

…Тут дива нет!
Во всяком государстве
Известны сокровеннейшие мысли
Тех, кто стоит в главе, как знает Плутус
Песчинки драгоценного металла
Сокрытые в земле. Людское мненье
Прочтет почти с предвиденьем богов
Все, что затеют высшие. Хоть это
И кажется чудесным, но на деле
Бывает так!

Затем Уллис сообщает Ахиллесу, что его связь с Поликсеной сделалась предметом всеобщих толков; он старается уговорить разнеженного воина принять участие в сражении, замечая, что слова «Гектора сестра заполонила великого Ахиллеса, Аякс же сразил самого Гектора» — эти слова превратились в пословицу. На отношение Аякса к Ахиллесу намекают довольно темные заключительные стихи:

…Прощай
И внемли слову друга: твой противник
Стоит на льду — умей его сломить,
Чтоб прежних лет величье возвратить.

Хотя все эти размышления о политике в данном случае совершенно неуместны и искусственно приклеены, но они интересны в том отношении, что образуют переход к другой великой трагедии Шекспира из римской истории, т. е. «Кориолану» (1608).

Уллис постоянно протестует против ходячего мнения, будто успех в политике зависит не от отдельных личностей, а от черной подготовительной работы; например, в том месте, где он возмущается насмешками Ахиллеса и Терсита над военачальниками:

Они клеймят систему наших действий
Названьем трусости, а осторожность
Считают непригодной ни к чему.
В делах войны и битв, по их понятьям,
Вся сила в кулаке. Искусство думать
И рассчитать, как враг силен, где лучше
Его атаковать, как много войск
Потребно для сраженья — называют
Они постельным делом, иль пустым
Черченьем карт…

Здесь Терсит задает тон — и легкое остроумие или глубокомысленный юмор прежних клоунов уступает место яростному издевательству низкого негодяя. Терсит — это карикатура на завистливого и бездарного (хотя и неглупого) плебея. Шекспир осмеивает его устами напыщенность и развращенность аристократов. Но он презирает и ненавидит его политические убеждения. Если проницательный Уллис является как бы первым эскизом Просперо с его светлым, неземным спокойствием, то Терсит словно первый очерк Калибана, но только лишенного неповоротливости и сказочной неуклюжести. Впрочем, Терсит служит скорее переходной фигурой к грубому цинику Апеманту в «Тимоне». Интереснее пространная реплика Уллиса (I, 3), где он излагает свое политическое миросозерцание. Шекспир разделяет его, по-видимому, и скоро провозглашает его энергичнее в «Кориолане». Это мировоззрение основано всецело на том принципе или на том настроении, которое получило в новейшей немецкой философии название «Das Pathos der Distanz», т. e. на том убеждении, что существующее между людьми неравенство не должно быть уничтожено. Сначала Уллис излагает систему Птолемея полуастрономическими, полу-астрологическими доводами: