Шел по городу волшебник

- Не хочешь, не езди, тебя никто не заставляет.

- А ты не зубри, - ответил я. - Если она уж такая проклятая, тебя тоже никто не заставляет. А вообще зубрить вредно. Нужно понимать. Ясно?

С Зинаидой мы поговорили еще минут десять. Мы с ней по утрам всегда ругаемся.

Мама говорит, что это вместо утренней гимнастики. И правда, мне спать расхотелось.

Когда я зашел к Борьке, они все сидели за столом и пили чай. Я сказал «здравствуйте». А Борькин отец посмотрел на меня и заулыбался.

- А за тобой милиция приходила, - сказал он.

- Откуда вы знаете?

- Да уж знаю. Чего же это ты безобразничаешь?

- Как - безобразничаю?

- Да вот сосед жаловался. Смеешься.

- А что, смеяться нельзя?

- А ты как думал! Сегодня ты смеешься, а завтра, может быть, еще петь будешь?

- Может быть, и петь буду.

- А потом тебе танцевать захочется?

- Захочется, - сказал я, - и буду танцевать. Хоть «Лебединое озеро» или там еще танго какое-нибудь.

Они все засмеялись. Борька даже чаем подавился. А Борькина мать сказала:

- Костя, откуда у тебя язык такой? Ты даже когда правду говоришь, всегда как-то поперек получается.

Я отвечаю.

- Тетя Вера, я всегда правду говорю. Вот им и не нравится.

- Кому это им?

- Всем людям.

- Здорово, - сказал Борькин отец. - Молодец. Вот за это, Костя, ты мне и нравишься. За правду. Для тебя нужно построить башню - высоченную. А ты будешь стоять наверху и говорить правду. Всем людям. Им, конечно, не понравится. Но ведь до тебя не достать. Поневоле придется слушать. И постепенно все станут очень хорошими.

- А что же, врать нужно? - спросил я.

- Зачем врать? Только одних разговоров мало. Делать надо чего-нибудь.

- Чего делать?

- Руками делать. Головой. А не просто разговаривать. Тебе нравится, когда грязь на улице?

- Какая грязь?

- Ну, окурки, бумажки… Хлам всякий.

- Почему это мне окурки нравятся?

- Ясно - не нравятся. Но все же их бросают. Ходят и бросают. А ты, наверное, будешь ходить позади таких людей и говорить им правду: нехорошие вы, такие-сякие, зачем мусорите. А они мусорят. Но к утру улица все же чистая.

- Подумаешь, - говорю я, - дворник подмел - и все.

- Верно. Так от чего же пользы больше - от метлы или от твоей правды?

- Вы это не сравнивайте. И вообще мы на поезд опоздаем. Идем, Борька.

На Финляндский вокзал мы пришли за десять минут до отхода. У четвертого вагона стояли Владимир Иванович и Лина Львовна.

- Давайте скорее полезайте, - сказал Владимир Иванович. - Сидячие места есть. Уже все наши собрались.

Я посмотрел табличку на вагоне. А там крупными буквами написано: «Детский». Я говорю:

- Я в детском не поеду. В другом поеду.

- Затолкают. Смотри, народу сколько.

- Пусть толкают.

- Ой, Костя, - сказала Лина Львовна, - там же все ребята едут. Не можешь ты без выдумки.

Я говорю:

- Лина Львовна, я с ребятами хоть до Владивостока поеду. Только не в детском.

- Ну и хорошо, - сказал Владимир Иванович. - Пусть потолкается. Ему полезно.

Вдруг Борька говорит:

- Я тоже с Костей поеду.

Владимир Иванович посмотрел на него и улыбнулся.

- Молодец, Таланов.

Мы залезли в соседний вагон. Мы стояли на площадке, и я уже думал, что больше никто поместиться не может. Но потом снаружи нажали, и влезли человек двадцать, все с лыжами. По том еще нажали, и опять влезли человек двадцать. У меня в кармане было два бутерброда с колбасой. Я прямо чувствовал, что они сплющились и стали тонкими, как блин. Я и сам, на верное, стал как блин, только мне не видно было. Но тут снова нажали, и снова влезли двадцать человек. Так до самого отхода все нажимали и влезали, и я никак не мог понять, куда они помещаются.

Мы с Борькой всю дорогу молчали. Попробуйте разговаривать, если у вас все кишки выдавливают. И я все думал, почему это Борьку Владимир Иванович назвал «молодец», а меня нет. Мы же ехали в одном вагоне.

В Кавголове мы все вылезли.

Владимир Иванович привел нас на большую гору. Эта гора, сказал Владимир Иванович, называется «Семейная». Тут могут кататься даже бабушки и дедушки. Я заглянул вниз. Ничего себе бабушки! Гора крутая, народу много. И все едут как попало.

Первым съехал Владимир Иванович. У него лыжи тяжелые и толстые. Крепления железные. На каблуках большие пружины. На таких лыжах и я бы съехал. Владимир Иванович сказал, что они специально для гор - слаломные. А ехал он ничего, даже красиво - змейкой. Он остановился внизу и помахал палкой.

- Теперь вы давайте, ребята, - сказала Лина Львовна.

Я опять посмотрел вниз. Владимир Иванович был маленький, как букашка.

- Лина Львовна, - сказал я, - вы нам покажите пример. Потому что вы старшая пионервожатая. Вы, наверное, здорово катаетесь.

- Я? - Лина Львовна засмеялась. - Я? Здорово!

Лина Львовна оттолкнулась палками и поехала. Она проехала немножко и почему-то начала садиться. Она ехала все быстрее и все-таки садилась. Потом - трах! Будто бомба взорвалась. Снег полетел в разные стороны, а Лины Львовны нет. Мы думали, что она провалилась. Но она сразу встала. Оказывается, ее снегом засыпало.